Тэцуко Куроянаги: Тотто-тян, маленькая девочка у окна

Учитель подводил Миё-тян к высокому дереву и по­казывал, как колышутся на ветру листья и ветки. Он объяснял ей, какая связь существует между листьями, ветками и стволом, как шевелятся ветки в зависимости от силы ветра…

Так они тихонечко стояли вдвоем и внимательно смот­рели, а если ветра не было, то, задрав голову, терпеливо дожидались, когда он подует. Они наблюдали не только за деревьями, но и за рекой; выходили на берег проте­кавшей поблизости реки Тамагавы и вглядывались в ее течение. По словам Миё-тян, это никогда им не надоедало.

У читателей может возникнуть сомнение: как в военные годы японское министерство просвещения и правительство могли вообще допустить существование школы, занятия в которой проводились в столь свободной атмосфере? Не все мне известно, но могу предположить, что свою роль сы­грало отвращение учителя Кобаяси к саморекламе. Он всячески избегал общения с газетчиками и даже до начала войны ни разу не разрешил корреспондентам сфотогра­фировать школу или опубликовать статью о том, какая она необычная. Отчасти, может быть, поэтому скромная начальная школа, где и учеников-то было менее пяти де­сятков, никому не колола глаза и смогла просуществовать какое-то время.

Каждый год третьего ноября – в памятный день нашего замечательного спортивного праздника – мы, быв­шие ученики «Томоэ», независимо от выпуска, собираемся в одном из помещений храма Кухомбуцу. Хотя нам всем за сорок, а некоторым под пятьдесят и многие приходят со своими детьми, мы по-прежнему, как в старые времена, называем друг друга по именам и прозвищам: Оэ-кун [31], Сакко-тян. Это дружеское общение тоже продолжение традиций, заложенных нашим учителем.

Как вы уже знаете, из моей первой школы меня выгнали. Я мало что помнила о ней, но мама мне рас­сказала – и об уличных музыкантах, и о крышке парты. Тем не менее я не особенно верила в то, что была исключена из школы. «Неужели я была такой скверной девчонкой?» – сомневалась я. Но вот лет пять назад я принимала участие в утренней передаче телевидения «Аса­хи», в рубрике «Неожиданные встречи», и меня предста­вили женщине, которая знала меня еще по той самой школе. Она оказалась учительницей, которая вела парал­лельный класс. Ее рассказ буквально ошеломил меня.

«Во время уроков мне иногда приходилось выходить по делам в учительскую, давая своим ученикам самостоятель­ную работу. И почти каждый день я видела вас стоящей в коридоре. Когда я проходила мимо, вы останавливали меня и спрашивали: „Почему меня выставили в коридор?“ или „Что я сделала плохого?“. А однажды вы просто поставили меня в тупик своим вопросом: „А вам нравятся уличные музыканты?“ В конце концов, прежде чем выйти в учительскую, я выглядывала в слегка приоткрытую дверь и, если видела вас в коридоре, оставалась в классе. Ваша классная руководительница часто рассказывала мне о вас и каждый раз недоуменно спрашивала: „Отчего она такая?“ Вот почему, когда через много лет мы встретились на телевидении, я узнала вас, как только назвали ваше имя. Прошло столько времени, но я очень ясно помню вас первоклассницей…»

Мне стало смешно, когда вдруг я представила нас обеих в молодости – седовласую учительницу с добрым лицом, которая не сочла за труд встать так рано, чтобы успеть на утреннюю передачу телевидения, и себя, «любознательную Тэцуко-тян», которая задавала вопросы даже после того, как ее выставили из класса. И еще эта встреча в теле­визионной студии окончательно убедила меня в том, что меня действительно в свое время выгнали из школы.

Тут я должна выразить сердечную благодарность маме, которая ни словом не обмолвилась тогда о моем исключении.

«Ты знаешь, почему перешла учиться в „Томоэ“?» – спросила она много лет спустя. Когда я ответила, что не знаю, мама беззаботно сказала: «Ты была исключена из школы».

А ведь она вполне могла сказать мне, первокласснице: «Ну что мне с тобой делать? Из одной школы тебя уже выгнали, теперь пойдешь в другую, а какой толк? Если снова исключат, кто тебя возьмет?!»

Какой несчастной после такого разговора вошла бы я в тот первый день в школу «Томоэ»! И конечно, эти ворота, росшие из земли, и железнодорожные вагоны, превращенные в классы, не вызвали бы у меня никакого восторга. Как я счастлива, что у меня такая мама!

Мы учились в военные годы, когда фотографии были редкостью. Из немногих запечатлевших школу «Томоэ» снимков, пожалуй, самая дорогая фотография выпускного вечера. Окончившие школу фотографировались на лестни­це, ведущей в актовый зал. Когда они выстраивались под крики: «Ребята, сниматься!», к ним присоединялись и млад­шие – им тоже хотелось попасть в кадр, – так что потом трудно было определить, какой именно класс выпускной. Позднее на наших регулярных встречах мы горячо спорили по этому поводу.