Анатолий Алексин - Про нашу семью

Днем я сообщаю бабушке:

— Надо узнать, как у Женьки дела с геометрией! — набираю номер больницы и, когда папа подходит, спрашиваю: — Ну, как? Ты решил задачу?

Папа сразу меня понимает. Мы с ним вообще понимаем друг друга.

И когда вечером он приходит домой, я по его лицу точно угадываю — есть осложнения или нет, очень высокая температура или не очень…

Но однажды папино лицо было таким, что я ничего не понял. Папа был не грустным и не веселым. Он был никаким. И походка была чужая. Верней сказать, и походки тоже никакой не было… Я испугался.

— Что-нибудь случилось? — прошептал я.

— Он умер, — ответил папа.

— Кто?!

— Егоров… Иван Павлович.

Раньше я про Егорова ничего не слышал. И утром в тот день папа не волновался, не пел. Правда, мама с бабушкой уехали на три дня за город. Но все равно — я бы почувствовал!

— А сколько ему было лет?

— Ну да… Это — первый вопрос в таких случаях. Какая разница, сколько лет! Он должен был жить.

— А что у него было… такое?

— Ничего особенного. В том-то и дело, что ничего особенного! Операция прошла хорошо. А потом… Как бы тебе объяснить? Образовался маленький сгусточек крови… Тромб.

— Значит, ты не виноват? — Папа взглянул на меня. — То есть, я не это хотел сказать. Но ведь ты все сделал правильно!

— Он умер! А позавчера ко мне его мать приходила… Ты понимаешь?

— Значит, он молодой?

— Пятьдесят семь лет.

— И… мать?

— Ей семьдесят восемь. Но быстрая и глаза не усталые… «Хорошо, — говорит, — что жена Ванина в санатории, а дети ихние в других городах. А то испугались бы, когда ночью этот приступ случился!» А я еще пошутил… «Болезнь, — говорю, — на приступ пошла не страшная. Мы отобьемся!»

— Она уже знает?

— Я сказал ей, что операция будет дней через пять. Так меня Егоров просил. Чтобы не волновалась…

«Иван Павлович все-таки позаботился о наркозе для своей матери», — подумал я. И спросил:

— Что ж теперь будет?

— Теперь я пойду к ней. И сам все скажу.

— Я тоже пойду!

— Идем. Это недалеко. Во дворе кинотеатра «Заря»… Она мне сказала: «Когда Ваня придет домой, и вы приходите!..»

Я взял папу под руку. И повел его. Он не удивлялся, не вырвался. Я, значит, был ему нужен! Или ему просто было тогда все равно.

— Она мне рассказывала о нем. Матери почти всегда делают это, чтоб я полюбил их детей — и старался…

Папа говорил о Егорове так, будто тот приблизительно был в моем возрасте, а мать его была в возрасте моей мамы.

— Больше всего на свете матери боятся пережить детей своих, — сказал папа. — Они верят, что мы, врачи, этого не допустим. А тут, видишь, как получилось…

Я шел и думал: «Почему маленький сгусточек крови оказывается сильней всех на свете?»

«Почему жизнь человека должна зависеть от какого-то тоненького сосудика? — рассуждаю я часто. — Почему?!» Когда я поделился этими мыслями с папой, он ответил:

— Мы вот и стараемся, чтоб не зависела!

Папа очень старается. Это я знаю…

— Скажи, пожалуйста… ты мог это предвидеть?

— Врач должен предвидеть все, — сердито ответил он.

И все-таки я снова задал вопрос:

— А сделать так, чтобы этого не случилось… ты мог?

— Был обязан!

Я понял вдруг, что папа злится не на меня, а на себя самого. Этого я не мог допустить!

— Ты был обязан? Или ты мог? Скажи мне, пожалуйста…

— Ты никогда не станешь врачом, — сказал папа.

— Почему?

— Потому что все время думаешь обо мне. То есть о себе! Вместо того, чтобы… Да ладно! — папа махнул рукой.

— Должен же о тебе кто-то думать, раз ты сам о себе никогда не подумаешь, — повторил я фразу, которую не раз слышал от мамы.

Мы вошли во двор. И тут выяснилось, что папа не знает номера квартиры. Он помнил только про кинотеатр, а про номер забыл.

Полный седой мужчина поливал кусты и траву. По тому, как он держал в руках шланг, я сразу понял, что он не дворник, а поливает двор по собственному желанию. Мужчина заметил, что мы оглядываемся по сторонам.

— Вам кого?

— Где тут квартира Егорова? — спросил папа.

— А-а, сына ведете на исправление? — почему-то обрадовался мужчина. — У нас в доме, как только парень споткнется, так его к Ивану Павловичу ведут. Имеет он к ним подход! А теперь, значит, из других домов потянулись?.. Он в первом подъезде живет. На втором этаже… Квартиру не помню! Но сейчас он в больнице. — Мужчина вздохнул. Вода из шланга лилась на один и тот же куст. — Без него вон ребята стол поломали… Стойку делали. Акробаты! Мы до его возвращения чинить не будем. Пусть они ему в глаза поглядят! При нем бы не поломали. Ни за что! Уважа-ают… О цветах и кустах они, будь здоров, как заботятся. А почему? Иван Павлович посадил. И яблоня эта — его… Он в первом подъезде живет… А в какой квартире-то? — обратился он к женщине, которая тащила мимо нас сумки.