Борис Алмазов - Деревянное царство (с рисунками О. Биантовской)

Старик со стоном перевалился на эту волокушу.

— Не дам помереть, не дам! — приговаривал Петька, впрягаясь в проволочную лямку.

Старик был страшно тяжёлым, а снег глубоким. Петька, опираясь на лыжные палки, тянул и тянул вперёд. Он не помнил, сколько он шёл. Сердце у него колотилось где-то в ушах, голова раскалывалась от боли, а дышать было так трудно, словно он дышал огнём.

— Ничего, ничего! — приговаривал он во время остановок, растирая старику побледневшие щёки. — Не дам помереть! Не дам!

Старик был в полузабытьи, он иногда что-то говорил, просил оставить его. Потом стал называть Петьку разными именами.

— Матвеюшка, — шептал он, — сильный ты у меня какой! Серёженька мой!

Петьке хотелось кричать от этой путаницы: старик называл его именами своих погибших сыновей. Ему казалось, что идёт он очень давно. Что вообще всё давно кончилось. Что не было ни города, ни школы, а всегда был этот лес и проволока, готовая вот-вот распилить его пополам…

Он не знал, сколько часов он шёл. Но когда лес вдруг кончился и Столбова ослепил свет тракторных фар, он уже не мог ничего вымолвить и очнулся только в бараке мелиораторов.

— Ну, паря, — говорил, растирая его, милиционер. — Ты никак двужильный… В старике килограмм девяносто, а ты его шесть километров волок.

В бараке были какие-то люди с ружьями. Доктор в халате. И радист кричал в микрофон:

— Да! Да! Значит, сначала примете раненого, а потом вертолёт верните. Да, он нужен для облавы. Охотники собрались. Да, двадцать семь человек! Вооружены! От райцентра идёт вездеход! Из лесничества передали: егеря уже прочёсывают лес…

— Жив Антипа Андреич? — спросил Петька.

— Теперь-то выживет! — ответил врач.

А может, всё это приснилось? И не было ни леса, ни старого егеря, ни Кати… Петька стоит у стола. А ребята говорят обидные слова.

— Врун! Врун! — кричит Васька Мослов. — Систематически обманывает коллектив!

Пионерский сбор с обсуждением беззастенчивого вруна Столбова состоялся в первую неделю третьей четверти. И всё происходило так, как и предполагал беззастенчивый врун. Только отца не было на обсуждении и мама не смогла прийти: у неё «полетела» какая-то установка — и она задержалась на работе.

А тут ещё на обсуждение пригласили учителя литературы Бориса Степановича, единственного учителя, который относился к Петьке серьёзно и даже один раз его хвалил за фантазию и находчивость. Но Петьке от того легче не было.

Петька смотрел на бушующий негодованием класс, и ему казалось, что ребята говорят не о нём.

— Ребята, — сказал Петька, — я теперь совсем другой. Тут так много всего за каникулы произошло! Я совсем переменился, честное слово.

И он начал рассказывать про болото, про скит и про книги… Сначала его слушали завороженно. У второгодника Сапогова прямо глаза на лоб вылезали и рот открывался так, что казалось, он нижней челюстью парту зацепит. Но когда Петька стал рассказывать, как он тащил Антипу шесть километров, Борис Степанович — сам Борис Степанович! — покачал головой и сказал:

— Нет, Столбов, ты неисправим!

— Староверский скит! Ха-ха-ха! — захохотал второгодник Сапогов. — Вот умора! Деревянное царство!

И вслед за ним захохотал весь класс. Даже Панама смеялся! Даже Маша Уголькова! Даже Борис Степанович!

Петька смотрел, как дёргаются и багровеют от смеха ребята, как Сапогов, дубина Сапогов, валится от смеха с парты, и вся эта картина заволакивалась у него туманом. И класс стал стихать. Потому что увидел, что признанный классный шут и клоун, врун Столбов… плачет. Это было так неожиданно, что класс растерялся. И никто не задерживал Петьку, никто не побежал за ним, когда он взял портфель и медленно вышел из класса.

Он шёл длинным коридором, и ему хотелось назад в деревню, туда, где он был нужен. Где никто не смеялся его рассказам.

Он очнулся, когда за плечи его обнял Борис Степанович.

— Петя, сказал он. — Неужели ты говорил правду?

На этот вопрос Петька мог только шмыгнуть носом.

— Это поразительно! — взъерошил себе волосы учитель. — Ты первый раз говорил правду — и тебе не поверили.

— Это нормально! — сказал Петька. — Береги платье снову, а честь смолоду… Фольклор.

— Петя, ты извини меня.

И Петька простил учителя, и всех ребят, и даже Ваську Мослова, потому что он был добрым человеком. А дома его ждала бандероль. Когда Петька разорвал упаковку, он увидел знакомую ему книгу в кожаном переплёте. «Неужели Антипа Андреич умер?» — было его первой мыслью, и сердце его оборвалось. Но тут же он увидел чёткую подпись на конверте: «Пророков» и облегчённо вздохнул.