Борис Алмазов - Считаю до трех!

— Да где не взял! — закричал гончар. — Вон их целая команда матерьял месит, хоть на улицу беги!

— А ну тебя! — махнул на него рукой дед. — Пятьдесят лет тебя знаю, а ты всё ругаешься! А вы… — сказал он Вадиму строго. — Вы ему потакаете! Он нелепицу городит, а вы уши развесили!

— Убедили! — засмеялся Вадим. — Особенно убедительно было про ответственность перед будущим, про то, как нас воскрешать будут!

— Ну, это я примерно сказал… — смутился дед.

Лёшка слушал внимательно.

«Вот если вдруг, — думал он, — крепость на болоте провалится, как Атлантида! И никто её больше не увидит! Это было бы большое несчастье». Он представил, как Штифт и Колька станут его выспрашивать: что да как? А что тут выспрашивать? Тут увидеть надо! Как про эту крепость расскажешь, если там даже доски пахнут по-старинному! И горшки эти… вот представить, что их бы не стало. Это была бы большая беда!

— Да что тут толковать! — сказал дед Клавдий. — Айда ко мне в мастерскую. У меня теперь станки новенькие и снасть всякая.

Они вышли на улицу. Тощие, только что посаженные молодые деревца робко разворачивали хилые листочки.

Три десятка пятиэтажных домов стояли прямо в поле. На всех балконах, что выходили на улицу, было полным-полно всякого барахла: бочки, вёдра, ящики, велосипеды, вилы…

— А я вас повсюду ищу!

К ним подошёл директор совхоза. Лёшка узнал его. Он речь говорил, когда ломали деревню.

— Ну как? — спросил он, пожимая всем руки, и Лёшке в том числе. — Нравится?

Вадим криво улыбнулся.

— Вы не смотрите, что сейчас у нас голо! Дайте срок — будет и сад, и клуб такой отгрохаем, что хор Пятницкого можно будет приглашать.

— Улита едет. Когда-то будет, — услышали они ехидный голос из-под земли. Это старик гончар крикнул им в открытое окно своей мастерской.

— Вот вредный старик! — засмеялся Вадим.

— На таких стариках мир стоит! — сказал директор. — Лучший в нашей области умелец. Медали международных выставок имеет. В «Огоньке» про него громадная статья была… Ну как, уговорили вас?

— Уговорили, — сказал Вадим. — Выставка так выставка.

Они стали обсуждать, как будут выставлены работы Вадима в клубе, а Лёшка всё никак не мог отделаться от неотвязных мыслей, что появились у него после разговора с гончаром.

«А может, и правда всё это не нужно? Ни матрёшки деда Клавы, ни кувшины-цветы, что поднимались под рукой мастера».

Тёплый весенний ветерок гонял по асфальту пыль. Голой и неуютной была эта новая улица.

«Да я в таком же посёлке живу», — вспомнил Лёшка слова того мужика в зелёной шляпе, что выпросил самоварный кран. «Они все одинаковые, а деревня наша одна такая была на целом свете».

— Алик! — услышал мальчишка.

Кусков поднял голову. В двери балкона пятого этажа стоял Катин брат Васька.

— Привет! — ответил Лёшка. — А чего ты там стоишь?

— Мне тута лучше, — ответил мальчишка.

«Высоты боится, — понял Кусков. — Боится на балкон выходить».

— А где Катя? — спросил он.

— Она с Петей в райцентр поехала за батарейками. У нас приёмник разговаривать перестал.

«Вечно этот Петя сунется!» — подумал Лёшка.

— Вот к приезду экспедиции и приурочим открытие выставки, — сказал директор. — Они пятнадцатого июня приезжают. Предписано приготовить помещение. Ну, да у нас с этим просто. Вон два дома совсем готовые стоят. Мы людей туда осенью переселять будем, после того как они урожай с приусадебных участков снимут. А сейчас у нас там вроде гостиницы. Если хотите, переезжайте — предоставим вам хоть две квартиры. В одной живите, в другой работайте, что вам в лесу ютиться?

— Спасибо, — сказал Вадим рассеянно.

— Где здесь почта? — спросил Вадим.

— К сожалению, — ответил директор, — помещение у нас уже построено, а почта ещё не начала работать. А вам что-нибудь нужно отправить?

— Телеграмму.

— О! — сказал Лёшка. — Давайте, я отправлю.

— Это на автобусе двадцать минут езды, — стал объяснять директор. — Райцентр, там станция, вот прямо на станции три двери, одна — комната для пассажиров, а две другие — парикмахерская и почта…

— Да найду я! — сказал Лёшка и подумал: «Может, Катю встречу».

Художник достал листок из записной книжки.

Почему-то при этом внимательно и грустно посмотрел на Кускова.

— Вот текст. Вот деньги, — сказал он, тяжело вздохнув. — Сдачу можешь истратить.

«Сколько же тут будет сдачи? — думал Лёшка, влезая в автобус. — Допустим, слово по пятнадцати копеек». Он развернул записку и увидел, что она очень короткая. «Срочно вышлите ультрамарин».