Владимир Арро: Мой старый дом

На перемене Дубарев подходит ко мне и говорит:

— Скачков, это как называется?

— Это? — спрашиваю. — Это окно.

— Нет, не это.

— Это? Дверь.

Тут Поля подходит, а с нею ещё несколько девочек. Она говорит:

— Саня, ты молодец, что помирил нас с Закавыкой. Ты поедешь с нами в лес за грибами?

Тут и Михеев набегает, и Пека, и другие ребята.

Я говорю:

— Вы тут постойте, не ходите, нам нужно с Дубаревым договорить. Пойдём, Дубарев.

Он не ожидал, что я его отзову от всех. А я его увёл на лестницу и говорю:

— Дубарев, ты очень любишь загребать жар чужими руками? Значит, свой авторитет бережёшь, а на мой тебе наплевать, да? Я бы, может, и отомстил бы за ваши двойки, если б не лодка.

— Какая лодка? — спрашивает Дубарев.

— Нечего притворяться. Которую ты увёл.

— Я?..

— Да! А моим именем назвался. Ты же сам сказал, что тебе ничего не стоит. Теперь я вижу, какой ты, Дубарев. Ну вот что, давай договоримся: я никому не скажу, а ты сам пойдёшь в ЖЭК. Скажешь Марии Михайловне, пусть штраф на тебя оформляют.

— Да за что штраф? — испугался Дубарев.

— За весло, вот за что. И хватит притворяться.

— Да ты что, какое весло! Не брал я ничего!.. Штраф-то зачем? Я лодки-то этой не видел. Какая она хоть, лодка?..

— Какая да какой… Поклянись, что не брал.

— Клянусь! Честное пионерское… Да ты что, Саня?..

А я давно уже верил Дубареву.

Из школы мы шли через сквер. По бокам дорожки лежали жёлтые листья, и Дубарев поддавал их ногами. Тут все наши были: и Пека, и Козлик, и Палён, и Михеев, и Тентелев. Все говорили про то, как мы поедем в воскресенье в лес, за грибами. Только Тентелев молчал. Вдруг он говорит:

— Стойте! Стойте все!

И посмотрел на меня. Все остановились, а Дубарев увлёкся, всё шёл да шуршал листьями, раскидывая их в разные стороны.

— Дубарев, и тебя касается!

Дубарев оглянулся и подбежал к нам.

Я сразу понял, о чём будет говорить Тентелев, — глаза его зло посверкивали, он то и дело поглядывал на меня.

— Что, анекдот? — спросил Дубарев.

— Клади портфели! — скомандовал Тентелев.

Никто ему никогда не подчинялся, а тут все подчинились — положили портфели на край газона и встали в кружок.

— Кончай, Тентелев, — сказал я.

— Погоди, — сказал он и положил руку мне на плечо. — Вот все слушайте: кто-то его предал.

— Это не я, — сказал Дубарев.

— А я и не говорю, что ты. Я говорю: кто-то. Ведь на него теперь штраф оформляют! Выходит, если завтра я перееду, или ты, или ты, то можно нас предавать?

Я стоял, опустив глаза в землю. Стыдно мне было, стыдно. Почему-то больше других я стыдился Тентелева. Он сказал:

— Ведь вы с ним все дружили. Один я с ним не дружил. Может, вы все на меня думаете? Скачков, ведь ты на меня думал, верно, Скачков?

— А он и на меня думал, верно, Скачков? — сказал Дубарев. — Он на всех думает!

Тут я не выдержал.

— Вас это не касается! Это меня одного касается!

Пека сказал:

— Нет, так дело не пойдёт. Тентелев прав, чего это мы бросили Саню на произвол судьбы? Ты что предлагаешь, Тентелев?

— А вот что. Все вместе пойдём сейчас на лодочную станцию. Там есть директор, который на Скачкова письмо написал. Мы объясним ему всё и предъявим наши физиономии. Кто, может, не согласен?

— Согласны, согласны!

На всех вдруг нашло весёлое возбуждение. Круг рассыпался. Пека стал подбрасывать свой портфель. Дубарев взбежал на газон и стал осыпать себя листьями.

— Веди нас, Тентелев!

Все нетерпеливо рвались вперёд, а я плёлся за ними.

Да что ж это они? Куда? Да ведь я не хочу туда идти!.. Пусть остановятся. Останови их, Тентелев!.. Стыдно мне, понимаете, стыдно. Не надо ничего, я сам…

Я повернулся и пошёл в другую сторону.

— Куда это он? — закричали все. — Скачков, ты куда?

Они догнали меня. Я глаз не мог поднять ни на кого.

— Ты чего это, Саня?

— Не надо, — сказал я. — Никто ничего не брал. Это я сам угнал лодку.

Я зашёл в телефонную будку, чтобы позвонить Тентелеву. Уже набрал номер, но потом передумал. Зачем мне ему звонить? Просто бесполезно. Ни говорить, ни видеть никого не хочу. Ни мальчиков, ни девочек. Ни тёть, ни дядь.