Жаклин Уилсон - Девчонки гуляют допоздна

— Ты уверена, что вы договорились встретиться именно сегодня?

— Да, место, время, все! Видимо, он говорил не всерьез. Папа был прав. Я его ни капельки не интересую. Просто он хотел попробовать, не получится ли чего-нибудь добиться.

— И добился? — встревоженно спрашивает Анна.

— Нет. Мы просто целовались.

Я вспоминаю поцелуи Рассела, и как необыкновенно все это было для меня — а ему, как видно, совсем не хочется больше целоваться со мной. Я закрываю лицо руками и всхлипываю.

— Бедненькая Элли. Не принимай это близко к сердцу. Со мной тоже случалось нечто подобное. У всех это бывает. Не расстраивайся так. Слушай, может, позвонишь Магде или Надин? Поплачешься им от души.

Но сегодня впервые в жизни я не в силах встретиться со своими лучшими подругами. Я знаю, они мне посочувствуют, но все равно, это так унизительно, особенно после того, как я в школе расхвасталась насчет Рассела, да еще написала то глупое стихотворение…

Теперь я понимаю, почему Надин едва разговаривала со мной, когда переживала из-за Лайама. Он был гнусная свинья, просто-напросто хотел заниматься с ней сексом, но он, по крайней мере, много раз ходил с ней на свидания, убеждал ее, что она для него — особенная. А Рассел не потрудился даже один раз встретиться со мной.

Я ухожу наверх пораньше, будто бы ложусь спать, чтобы не попадаться на глаза папе, когда он вернется домой. У себя в комнате я достаю альбом, смотрю на портрет Рассела. Потом беру самый толстый черный карандаш и перечеркиваю рисунок, еще и еще раз, пока весь лист не оказывается густо замазан черными каракулями. Вырываю листок из альбома, рву на мелкие-мелкие кусочки и выбрасываю их в окно. Обрывки бумаги трепещут, улетая в ночь, словно черные конфетти.

Вот и хорошо, я его разорвала. Теперь я о нем забуду. Он не заслуживает, чтобы я о нем вспоминала.

Все это я знаю, но все равно думаю о нем. Полночи. Утром я долго не встаю с постели, лежу, забившись под одеяло, чтобы не видеть дневного света. Смутно слышу телефонный звонок. Потом легкие шаги Анны.

— Элли, тебя к телефону.

На одно безумное мгновение у меня мелькает мысль: вдруг это

Рассел звонит, чтобы извиниться, — но тут же я вспоминаю, что он не знает моего номера, он даже не знает мою фамилию.

Это Магда.

— Ты еще не встала? Загулялась вчера допоздна со своим божественным Расселом, так?

— Не так, — бубню я.

— Что? У тебя, что, папа рядом? — спрашивает Магда.

На самом деле папа пошел в бассейн с Моголем. Слава богу.

Я бормочу что-то еще более невнятно.

— Я тебя не слышу! Вот что, отвечай только «да» или «нет», если там папочка подставил ухо. Хорошо провела время с Расселом?

— Нет.

— Ой, ты плохо провела время с Расселом?

— Нет.

— Ну, выбери что-нибудь одно!

— Слушай, Магз, я не могу сейчас об этом говорить.

— Тогда встретимся сегодня после обеда, ладно? И Надин?

— Мне нельзя выходить из дома. Папа запретил. — И я бросаю трубку.

— Папа позволил бы тебе погулять с Магдой и Надин, — говорит Анна.

— Мне все равно не хочется, — говорю я и плетусь обратно к себе, вверх по лестнице.

— Примешь ванну? — спрашивает Анна.

Мне не хочется принимать ванну. Не хочется одеваться. Не хочется завтракать. Никогда больше не хочется соприкасаться с внешним миром.

Не хочется даже разговаривать с Анной.

Я снова залезаю в разрытую постель, сворачиваюсь в комочек, подтянув колени к подбородку. Жалко, у меня больше нет старого любимого синего слоника. Мне хочется снова стать маленькой. Снова думать, что мальчишки — просто глупые неряхи, которые выковыривают козявки из носа и едят их, и отрывают руки куклам Барби. Хочется, чтобы Моголя не было на свете и папа не встретился с Анной. Хочу, чтобы мама была жива.

В горле у меня щиплет, глаза жжет, и я начинаю плакать, потому что мне вдруг так не хватает мамы, хотя она умерла очень давно. Я целую вечность плачу под одеялом. Когда наконец выползаю к ланчу, глаза у меня распухли и болят. Я спускаюсь вниз, беру себе сандвич с беконом. Видимо, Анна что-то сказала папе и Моголю. Они смотрят на меня, но Анна бросает на них грозный взгляд, и они тут же принимаются болтать о плавании. Моголь так бурно демонстрирует свой вариант плавания вольным стилем, что корка от сандвича вылетает у него из руки и чуть не выбивает мне глаз. Папа велит ему успокоиться. Моголь расходится еще пуще. Папа начинает сердиться. Анна вмешивается и принимается их уговаривать. Все это проходит мимо меня. Как будто подобные вещи еще могут меня волновать! Как будто меня еще что-то на свете может взволновать! Вряд ли у меня когда-нибудь будет своя семья. Очевидно, ни один мальчик не захочет встречаться со мной, не говоря уже о более серьезных отношениях. Мой первый мальчик, Дэн, был полный придурок, и то охладел ко мне. А Рассел даже не соизволил явиться на наше первое свидание. Я буду всю жизнь одна, нелюбимая, никому не нужная…