Здесь, в больнице, мне пришло в голову записать самые памятные события моей печальной жизни. Заодно и развлечение будет, а то здесь ужасно скучно. В нашей палате лежат одни взрослые, все они со мной ласковы, только чересчур любопытны. Всё спрашивают да спрашивают. А мне вовсе не хочется рассказывать о себе. Охота была, если не можешь вспомнить ничего хорошего! И вот, чтобы отделаться, я начинаю придумывать.
О маме я сказала правду, но они от меня не отстали и начали про отца выспрашивать, и тогда я им наврала. Сказала, что он далеко-далеко, в командировке, что он инженер. Теперь я каждый раз, когда бабушка навещает меня, побаиваюсь, что какая-нибудь тетя заговорит с ней и тогда все раскроется, и потому стараюсь все время говорить сама. Я вообще боюсь, что бабушка может наговорить лишнего. Я ведь тут никому не сказала, что мы живем в подвале. Меня, правда, никто не спрашивал, на каком этаже наша квартира, но бабушка, того и гляди, может начать плакаться по этому поводу. И выйдет, что я опять соврала. Странно! Неужели она не понимает, что о таких вещах не нужно говорить? Ведь лучше не станет, если тебя начнут жалеть. Раз жалеют, значит, презирают, – я уже это поняла. И в школе у нас никто, кроме классной руководительницы, не знает, что мы живем в подвале. Уже шесть лет я храню эту тайну. Бывало, что кто-нибудь хотел зайти ко мне, но я каждый раз отговаривалась.
Да и не часто ко мне просились. Ведь я живу дальше всех. Все дети ходят в самую близкую школу, одна я хожу чуть ли не в другой конец города. Тоже одна из бабушкиных причуд. Когда я была маленькой и бабушка пошла записывать меня, она выбрала ту школу, которая была поближе к ее работе. Она была уверена, что я даже улицу не сумею перейти и стоит отпустить меня на шаг, как со мной сразу приключится беда. Поэтому она каждое утро будила меня очень рано, чтобы захватить с собой, когда пойдет на работу. Еще и теперь, как вспомню эти бесконечно длинные утренние часы, на меня нападает зевота. Я дремала всю дорогу, пока шла с бабушкой, пока сидела в трамвае, пока ждала потом в школе начала уроков. И до самого конца занятий клевала носом. Но это бы еще полбеды. Хуже было другое: ребята узнали, что меня водят в школу за ручку, словно какого-нибудь карапуза из детского сада. Мы с бабушкой приходили очень рано, когда школа была совсем пустая, но каждый раз кто-то нас видел.
Ах, как я тогда сердилась на бабушку! Да что толку? Бабушка водила меня целый год и потом еще полгода, Но тут, в больнице, я вдруг подумала, что бабушка была, пожалуй, права и не зря так боялась за меня. Ведь в конце концов то, чего она боялась, произошло, хоть я уже и выросла. Но об этом после...
Когда я начала эту тетрадку, я решила писать все по порядку, но что-то у меня все запутывается.
Начну-ка я с самого начала, с того дня своей жизни, какой мне запомнился первым. Только на сегодня хватит. Сестра уже приходила делать укол, скоро она вернется и погасит свет.
Тетенька с соседней койки полюбопытствовала, кому я пишу такое длинное письмо, не отцу ли? Вот хорошая мысль! Я так и сказала: да, отцу, и теперь они перестанут допытываться. Да и кто мне запретит воображать, что у меня есть отец, что он работает где-то далеко на важном строительстве, что мы с ним переписываемся и очень скучаем друг по другу...
Вторник. В мертвый час
Сегодня я уже с нетерпением ждала той минуты, когда опять смогу вернуться к записям. Начну с первого класса – ведь до школы у меня вообще не было ничего интересного.
Когда я начала ходить в школу, я не знала ни одной буквы. Многие из наших ребят уже умели читать, а буквы знали все. Одна только Юта была такой же глупой, как я.
По правде сказать, бабушка слишком рано послала меня в школу. Меня и принимать не хотели, но бабушка сумела упросить, – видно, чего-то наговорила. Она надеялась, что у меня в школе ума прибавится.
Принять-то меня приняли, но уже в первой четверти наша учительница посоветовала бабушке взять меня на годик домой.
Я путала сперва все буквы. Но, к счастью, школьный врач быстро догадался, что, наверно, я плохо вижу, и послал меня к глазному врачу, который прописал мне очки. И я стала носить очки и начала лучше разбираться в буквах, но чтение все же подвигалось очень туго. Даже Юта раньше меня научилась читать. Я была в классе последней ученицей.
Зато я быстро запоминала все, что читали вслух другие. И вышло так, что, когда мы начали готовиться к новогоднему вечеру, учительница дала мне и Анне выучить одно стихотворение. Мы должны были громко прочитать его вдвоем. Учительница сказала, что это называется «декламация».
Читать дальше