Ирина Христолюбова - Вася Кочкин, человек лет двенадцати

— Ну, ты воображаешь из себя не знаю и кого! Дело чести! Героически, наверное, мы выглядели, лежа в грязи! — Костя наконец рассмеялся.

— Ну и что? Разве не могут два благородных человека барахтаться в яме?

Тут Костя совсем развеселился.

— Ага! Все идут и думают: кто это в яме? А там благородные люди!

Они стали хохотать.

Тут, откуда ни возьмись, появилась Татка Малахова. Вначале они ее даже не заметили.

— Вы что, сумасшедшие? — спросила она. — Все в грязи и хохочете?

Они замолкли. Вася поднял с земли ранец, закинул через плечо.

— Грязные мы потому, что клад искали! А хохочем потому, что не нашли! Видишь, ямы вырыты? Это все мы с Костей рыли, ночами!

— Да видела я все, — промолвила Татка.

— Чего ты видела? — тут Вася поскользнулся и нечаянно толкнул Татку. Она упала.

Вася хотел помочь ей встать, но застеснялся Кости.

Костя тоже хотел подать Татке руку, но застеснялся Васи.

Мальчики шли, не разговаривая. А Татка, всхлипывая от обиды, плелась за ними.

Именно в этот момент им встретилась Светлана Ивановна. Вот уж не везет, так не везет!

— Откуда вы такие? — опешила она. — Почему Малахова плачет? Обидели ее?

Мальчики молчали.

— Я не плачу, — едва вымолвила Татка.

— Кочкин, хулиганить ты умеешь, а признаться боишься!

— Толкнул ее… — сказал Вася.

— Вот как просто! Взял и толкнул! — Светлана Ивановна даже отступила на шаг, будто хотела рассмотреть своего ученика с некоторой дистанции.

— Случайно… — прошептала Татка.

— А почему в таком виде? — продолжала допрашивать учительница. — Грязные, как поросята. Дрались? Малахова, с кем они дрались?

— Не видела, — опять прошептала Татка.

— Как же ты оказалась с ними?

— Случайно…

— Что-то слишком много случайностей. Случайно оказались вместе, случайно толкнул и подрались тоже, наверное, случайно. Ладно, идите быстрее домой, а то людей на улице распугаете. Завтра поговорим!

Светлана Ивановна, видимо, сама торопилась. Она почти бегом устремилась к трамваю. Только мелькал ее зеленый беретик.

Настало время разобраться с Таткой.

— Так что ты видела и что не видела? — хмуро спросил Кочкин.

— Все видела. Я хотела вам помочь, но не успела.

— С какой стати ты должна нам помогать!

— Как-нибудь обойдемся без девчонок! — добавил Костя.

— Потому что вас было двое, а их пятеро. Они мимо проходили, я в это время за угол спряталась.

— Очень приятное известие! — съязвил Вася.

Но Татке было невдомек понять мужское самолюбие.

— Вы больше с ними не связывайтесь, — попросила она.

Костя, несмотря на мужское самолюбие, обрадовался:

— А я о чем говорю? О чем я тебе, Кочкин, говорю? У Кузакова совести нет, а Васька ему чего-то доказать хочет. Говорит: дело чести! А он твоих слов не понимает!

— Смешно получается, — сказал Вася. — Если у тебя есть совесть и у меня есть совесть, то мы друг друга можем и поколотить. А у кого нет совести, того бить нельзя. Так?

— Ну… — Костя не знал, что ответить. — Так все равно ведь он тебя побьет!

— Побьет, — согласился Вася. — Но я ему не уступлю!

— Да борись сколько хочешь! — рассердился Костя. — Дурак ты, Васька, какой-то.

Правильно говорил дядя Коля: жизнь идет полосами. Папа об этом тоже говорил, но у дяди Коли получалось выразительнее. Он при этом обхватывал голову руками, и всем было ясно, что наступила та самая черная полоса, которую дядя Коля предсказывал.

Папа был оптимистом и постоянно надеялся на светлую полосу. Как известно, он любил повторять: «Только больно видеть жизни край».

Дядя Коля был пессимистом. Он мог впасть в уныние оттого, что в африканском заповеднике убили слона. «Всё! — тихо произносил он. — Всё!» Наступала тишина. Глаза его были закрыты или, наоборот, смотрели вдаль. Мама над ним подтрунивала. Зато Васе дяди Колины чувства были понятны, как картинки в книжке.

Вот и у Васи, видимо, тоже началась черная полоса. Хорошо бы посидеть с дядей Колей, обхватив голову руками. Но тут все начнут спрашивать, что произошло. Ни за что не отстанут, пока не дознаются. Вроде Васе черных полос иметь еще не положено. У ребенка все должно быть светлым. Как на плакате: весь мир в цветах, а дети едят кашу.

«При этом странное дело, — размышлял Вася, — детьми все распоряжаются: учителя, родители и каждый взрослый в отдельности. Можно подумать, что они живут, а мы еще только собираемся».