Ирина Христолюбова - Вася Кочкин, человек лет двенадцати

Вася занял место в уголочке, отсюда телевизор даже не виден. Рядом с ним втиснулся Костя Гвоздиков.

Актовый зал был переполнен. Учителя сидели строгие, даже суровые. Только жгуче-рыжая Светлана Ивановна в легкомысленном зеленом беретике представляла собой ненужное яркое пятно в минорной картине.

Включили телевизор. И зал заполнила траурная музыка. Начались похороны. Страна понесла тяжелую утрату…

В зал тихо прошла вожатая Тамара Трошина. На нее было больно смотреть, она не скрывала своих переживаний.

Вожатая оглядела зал. В глазах ее был немой вопрос: «Дети, почему вы не плачете?» Сама она утерла слезу.

Вожатая Тамара Васильевна очень растрогала Васю. Ему стало стыдно, что он сидит в углу и не видит, что происходит на экране.

Траурная музыка не вмещалась в зал. Открыли дверь. И она вылилась в школьный коридор.

Вася встал, ступив Косте на ногу, и полез на стенку. В самом прямом смысле. Раньше актовый зал был спортзалом. Сейчас об этом напоминала только «шведская стенка», которую почему-то не убрали. На эту «шведскую стенку» Вася Кочкин и полез, чтоб лучше видеть.

Он забрался к самому потолку и был страшно доволен.

Вслед за ним полез Гвоздиков и еще несколько человек. Все повернули от телевизора головы и стали смотреть на них.

— Кочкин, немедленно слезь! — раздался взволнованный голос Светланы Ивановны. (Опять директор скажет: «Зачем, уважаемая, мы доверили вам класс?»).

— Кочкин! — воскликнула не менее взволнованная вожатая Тамара.

И в тот момент, когда гроб с телом покойного вынесли на площадь и вся страна заплакала, раздался страшный грохот. Это Вася Кочкин свалился со стены.

Под ним оказался Костя Гвоздиков. А под Костей Гвоздиковым — еще кто-то. И под еще кто-то — еще кто-то. Одним словом, куча мала. И эта куча орала и пыхтела. Учителя всполошились, и в зале начался полный беспорядок.

Наконец, всех растащили. В этом растаскивании принимал участие сам директор школы Глеб Григорьевич.

— Кто зачинщик? — спрашивал он. — Кто зачинщик?

— Кочкин, — промямлил кто-то.

Костя Гвоздиков сидел на полу и потирал затылок. У него явно намечалась шишка. Но больше всех досталось Ромке Кузакову — вожаку 5 «А» класса, хулигану и сорванцу, которого все, даже шестиклассники, боялись и заискивали перед ним. Синяк под глазом ему был обеспечен.

— Ну, ты у меня поплачешь! — пробормотал оскорбленный предводитель 5 «А» класса. Кочкин в суматохе на его реплику не обратил никакого внимания. И зря!

Сам Вася был жив-здоров, так как оказался сверху, а все под ним. Даже друг Гвоздиков на него покосился: ничего себе, всем понаставил шишек, а сам хоть бы что! А Васе Кочкину хотелось, чтоб у него сейчас была самая большая шишка. Такая большая, что во всем Советском Союзе не сыскать. Но шишки сами собой не вырастают.

Светлана Ивановна подошла к Кочкину и взяла его за ворот пиджака (попросту — за шкирку). Кочкин послушно последовал за ней, сопровождаемый звуками траурной музыки.

— Ты что, Кочкин, с ума сошел? — спросила классная руководительница, выйдя в коридор. — Ты соображаешь, что это — политический акт?

Вася молчал. (Он же не мог говорить!)

— Я тебя, Кочкин, спрашиваю. Ты зачем на стенку полез?

Светлана Ивановна говорила возбужденно, но почему-то шепотом.

Вася что-то промычал. Это Светлану Ивановну расстроило вконец. Она еще не знала, что новенький проходит испытание, да, собственно, она никого еще из 5 «Б» хорошо не знала, так как работала с классом первый месяц.

— Ты что, хочешь, чтоб у меня были неприятности? — в негодовании прошептала она. — Директор и так ко мне придирается!

Вася открыл рот, но ничего произнести не мог. Если бы даже он не дал клятву молчать, все равно бы не нашелся, что сказать: еще ни одна учительница не жаловалась ему на директора и вообще ни на что не жаловалась, кроме как родителям на учеников. Ему никогда в голову не приходило, что учителям тоже есть на что пожаловаться, что их кто-то обижает. Например, директор. А может, и сам директор сидит после уроков, закрывшись в своем кабинете, и в обиде теребит ус? Такую картину Вася и представить не мог.

Он опять что-то промычал.

Светлана Ивановна сама поняла, что в запале лишнее сказала. Она махнула рукой:

— Иди отсюда! У меня уже нет сил на тебя смотреть. Ты двух слов сказать не можешь. Господи, зачем умственно отсталых учат в нормальной школе?

Вася шел, чесал затылок, все еще надеясь, что вырастет шишка, тогда бы он с полным основанием мог чувствовать себя несчастным.