Может быть, вот в этом умении сбросить с себя всю усталость, отключиться, заставить себя не думать о деле и кроется секрет Курчатова: многие из тех, кто его знал, просто не понимали, как это он успевал делать все. Все, за что только ни брался. В тридцать три года он был уже и профессором, и заведующим кафедрой физики. Профессором — потому что его вклад в науку был заметным, весомым, и заведующим — потому что редкий организаторский дар сделал его великолепным руководителем.
Когда строили циклотрон, Курчатов вникал в каждую мелочь, вернее, так: мелочей здесь для него не было. Жена его, Марина Дмитриевна, вспоминала такой эпизод. Однажды они возвращались домой на последнем трамвае. Курчатов долго смотрел в окно, потом резко поднялся и сказал, что им надо сойти. Оказывается, где-то возле забора он увидел бочки из-под цемента, а ему позарез нужно было достать цемент. Не поленился, обошел забор, нашел вывеску, прочитал название конторы, где умели «добывать» цемент, и на следующий день действительно разжился цементом. Ну а в тот вечер возвращаться пришлось, конечно, пешком.
Циклотрон тогда не построили — ворвалась война.
Физики всегда остаются физиками. Группу ученых из физтеха направили в Севастополь — искать новые, надежные методы размагничивания военных кораблей. В этой группе был и Курчатов. Немецкие магнитные мины доставляли много хлопот нашим судам, поэтому задача, которую поставили перед физиками, требовала решения, безукоризненно четкого и быстрого. Даже безотлагательного.
Они нашли такой метод — и ни один корабль не выходил больше из порта, не пройдя у физиков магнитную профилактику. Курчатов и здесь делал все сам: выверял и настраивал приборы, размагничивал уходящие на боевое задание корабли. Был случай, когда его во время работы на подводной лодке застал налет и лодка погрузилась, чтобы отлежаться на дне. Курчатов выпросил, чтобы ему разрешили смотреть в перископ, уже когда лодка всплыла, и напряженно следил, как наши зенитки бьют по самолетам с крестами. А после отбоя физики продолжали работать.
Из Севастополя его перевели на Кавказ, и судно, на котором он плыл, атаковал немецкий корабль: выпустил пару торпед, но промахнулся. Что, впрочем, не помешало немцам объявить корабль потопленным. Об этом Курчатов узнал уже в Поти. На Кавказе они вновь испытали свой метод защиты кораблей, наладили дело так, что их помощь уже стала не нужной. Курчатова посылают в Казань, где впервые за долгие месяцы он смог увидеть жену, брата, товарищей, которых не видел бог знает сколько… Здесь, вдали от бомбежек и воя портовой сирены, дающей сигнал о налете, напряженно трудился физтех. Курчатов хотел сразу включиться в работу, но буквально в первый день после приезда тяжело заболел. Это был тиф.
Поправлялся он медленно и тяжело. Вероятно, сказалась еще и усталость, которая копилась все эти долгие месяцы. Во время болезни у него отросла большая черная борода, он не захотел расстаться с ней и оставил ее уже навсегда. С тех пор его так и стали звать — Борода.
А потом перед ним открылась другая дорога. Он первым вышел на нее и уже не сворачивал до конца жизни. Он собрал всех своих друзей-физиков и начал исследования на ином фронте науки, на том, который в то время был крайне нужен стране.
Еще недавно о ядерных исследованиях за границей писали часто и много, и каждый, даже маленький, шаг вперед тотчас становился известным. Так и должно быть в науке: успех в ней слагается из усилий, вложенных многими. Ученый должен знать, каким путем движется его коллега, работающий на таком же участке, и чего он добился — тогда можно уже не повторять пройденный путь.
И вдруг — полная тишина. Ни слова о том, что делается в ядерных исследованиях за рубежом. Как будто все исследования прекратились разом, везде. Курчатов, академики А. И. Алиханов, Г. Н. Флеров, И. С. Панасюк и П. Л. Капица поняли, что это произошло не случайно, что немцы и американцы взялись всерьез за создание атомного оружия. Все то немногое, что они знали, говорило об этом. Они отлично понимали, что у нас в стране надо начинать такую работу, и начинать немедленно.
Курчатов стал организовывать новый институт, новые лаборатории. Только люди вокруг него были те, с кем он привык работать. Им предстояло встать в авангарде новой науки.
И вновь циклотрон. Вновь хлопоты — где взять медь и латунь, где раздобыть мощный электромагнит: страна воевала, и все силы ее были отданы фронту. Просто поразительно, что в те тяжелейшие годы они построили свой циклотрон и в 1944 году впервые в Европе получили на нем пучок дейтронов. Эта работа открыла прямой путь к созданию ядерного оружия в нашей стране. И не только оружия. Если удастся овладеть цепной реакцией и накопить плутоний, выделяющийся во время нее, то удастся проторить дорогу не только к взрывной реакции, но и к управляемой тоже.
Читать дальше