Юрий Яковлев: Был настоящим трубачом

Икар прищуренными глазами испытующе посмотрел на мальчика, но ответить не успел.

В небе, над макушками деревьев, с оглушительным стрекотом пролетел аэроплан. За ним тянулось белое облачко, которое, спускаясь к земле, оказалось листовками. Котя и Икар побежали по аллее за медленно летящим аэропланом.

– А я умею управлять аэропланом! – на бегу крикнул Икар.

– Честное благородное? – спросил Котя.

– Клянусь! Обо мне даже в газете писали: «Гимназист парит в небе…»

– А как же касторка? – вдруг спросил Котя.

– Какая кас… Вы слышали про касторку?

– Он чудак, этот гражданин, – засмеялся Котя, – «Самолет не полетит без касторки»!

– Конечно, чудак, – поддержал его Икар. – Чудак и не совсем нормальный. Вы больше ничего не слышали, что он говорил?

– Не-ет, только про касторку.

Так они добежали до ворот. Котя нагнулся и поднял с земли листовку. На маленьком листе было написано: «Товарищи! Революционный Петроград в опасности! Все на фронт! Смерть Юденичу!»

– Я еду на фронт, – неожиданно сказал Котя.

– Вы? На фронт? – Глаза Икара загорелись. – Шутите?

– Честное благородное, – сказал Котя. – Наш театр едет. И меня берут. Тетушка отказалась от меня.

– Тетушка отказалась? – Этот довод, видимо, подействовал на Икара, он серьезно посмотрел на Ко-тю: – А вы не могли бы мне составить протекцию?

– Я поговорю с папой, – тут же согласился Котя. – Но вы не артист.

Икар покачал головой.

– Не артист. Но я могу… я могу быть при лошадях. У вас будут лошади, раз театр походный.

– Будут, – неуверенно ответил Котя. – Я поговорю с папой. Вы любите лошадей?

В это время у ворот сада Буфф остановилось несколько человек во главе с Котиным папой.

– Котя? Где ты? Не заставляй себя ждать!

Красноармейская фуражка молодцевато сидела на папиной массивной голове. В фуражке он сразу перестал быть похожим на царя, основавшего город на Неве.

– Папа, разреши тебе представить, это мой товарищ… Икар.

Молодой человек опустил голову и тут же вскинул ее.

– Он хочет ехать на фронт. Он может быть при лошадях…

– Вы конюх? – спросил Николай Леонидович, вопросительно глядя на юношу.

– Не совсем… Но если надо… Я люблю лошадей. И потом… я не чураюсь никакой работы.

Николай Леонидович снял красноармейскую фуражку и вытер лоб платком.

– Хорошо! – сказал он решительно. – Завтра мы выступаем. Зачисляю вас в театр рабочим… сцены. У нас есть фургон, а кучера нет.

– Ура! Икар будет кучером! – воскликнул Котя.

Когда труппа будущего театра, уже насчитывающая десять человек, шла по набережной Фонтанки, Котя увидел, как по реке плыла старая баржа, заполненная тощими оборванными ребятами. Они отталкивались от дна шестами и галдели от удовольствия.

Увидев Котю, ребята начали кричать:

– Эй, барчук! Ныряй! Плыви к нам!

– Я не барчук! – на ходу крикнул Котя. – Смерть Юденичу!

И ребята с баржи хором ответили:

– Смерть Юденичу!

И подбросили в воздух фуражки и картузы. Одна фуражка упала в воду.

В летний день 1919 года по улицам красного Петрограда двигались войска. Это тяжелые подковы артиллерийских лошадей, как молоты, опускались на камни мостовой, а колеса орудий перекатывались с такой силой, что в окнах звенели стекла. Лафеты, орудийные передки, зарядные ящики, повозки, походные кухни, выкрашенные в общий грязно-зеленый цвет, образовали грозный движущийся поток. Среди этого потока совсем инородным телом выглядел большой брезентовый фургон, расписанный яркими пятиконечными звездами. Кроме звезд, на фургоне красовалась надпись: «Героический рабочий театр».

Вместе с артиллерийским полком на фронт отправлялся самый молодой театр Советской Республики.

Белые войска генерала Юденича захватили Ямбург и Псков и приближались к Петрограду. Питерский фронт стал самым важным фронтом Республики.

– Эй, ездовые второй батареи, что вы там, заснули? Подтянись! Подтянись! – кричал командир ездовым.

– Но-о-о, сонные! – кричали ездовые лошадям.

Вздымалось облако пыли, из камней вылетали искры, и новая волна грохота оглушала прохожих.

Над городом реяли кумачовые полотнища с четко выведенными словами: «Смерть Юденичу!», «Не отдадим врагу революционный Петроград!»

Этими словами город напутствовал уходящих на фронт.

На одном из орудийных передков, рядом с грузным белобрысым красноармейцем, сидел смуглолицый мальчик в серой курточке и такой же кепке. Маленькие ровные брови высоко взлетали над глазами. Сами же глаза были задумчивыми и серьезными, как у взрослого человека. Когда же мальчик улыбался, глаза его оживлялись и в них загоралось что-то озорное.