Лидия Чарская - Записки институтки

Зал стали проветривать, и весь институт разбежался по коридорам и классам, превращенным в гостиные.

— Пойдем пить! Хочешь? — шепнула Нина, и мы побежали к двум красиво задрапированным бочонкам, один с морсом, другой с оршадом, из которых с невозмутимым хладнокровием институтский вахтер Самойлыч черпал стаканом живительную влагу.

Несмотря на упрощенный способ нашего водочерпия, несмотря на большой палец вахтера, перевязанный тряпкой, пропитанной клюквенным морсом, я жадно выпила поданный мне стакан.

— Ай-ай, пойдем скорее, сюда идет опять этот длинный лицеист! — невольно вскрикнула я, увидя опять знакомого уже мне лицеиста, и потащила Нину в сторону.

— Постой, погоди, вон пришел батюшка!

Действительно, в коридоре, окруженный младшими классами, сверкая золотым наперсным крестом на новой лиловой рясе, нам улыбался отец Филимон, пришедший полюбоваться весельем своих «деточек».

Мы с Ниной бросились к нему.

— Что, веселишься, чужестраночка? — ласково улыбнулся и кивнул он своей любимице Нине.

Между тем из зала раздавались звуки контрданса.

— Mesdam'очки, идите гостинцы получать! — кричала Маня Иванова, запихивая в рот целую треть апельсина, данного ей по дороге инспектором.

Мы получили по тюречку кондитерских конфект, по яблоку и апельсину.

— Что же, пойдем в зал? — спросила меня Нина.

— Ай, нет! Ни за что! — в ужасе произнесла я, невольно вспоминая лицеиста.

А между тем там царило веселье, насколько можно было назвать весельем это благонравное кружение по зале под перекрестным огнем взглядов бдительного начальства.

Мы стояли в дверях и смотрели, как ловкий, оживленный Троцкий составил маленькую кадриль исключительно из младших институток и подходящих их возрасту кадет и дирижировал ими. В большой кадрили тоже царило оживление, но не такое, как у младших. «Седьмушки» путали фигуры, бегали, хохотали, суетились — словом, веселились от души. К ним присоединились и некоторые из учителей, желавшие повеселить девочек.

В 12 часов нас, «седьмушек», повели спать, накормив предварительно бульоном с пирожками.

Издали доносились до нас глухим гулом звуки оркестра и выкрики дирижера.

Я скоро уснула, решив написать маме все подробно об институтском бале.

Мне снилась большая зала, кружащиеся в неистовом вальсе пары и длинный лицеист, шепелявивший мне в ухо: «Puis-je vous engager, mademoiselle?»

Прошло два дня, и институтская жизнь снова вошла в прежнюю колею.

Потянулись дни и недели, однообразные донельзя. Наступало сегодня, похожее как две капли воды на вчера.

Занятия шли прежним чередом. Крикливый голос инспектрисы и несмолкаемое «пиление» Пугача наводили ужасную тоску.

Я взялась за книги с жаром, граничившим с болезненностью. Дело в том, что первое полугодие приходило к концу и наступало время считать учениц по полугодовым отметкам. За поведение я уже получала 12, что и поставило меня в число «парфеток». Моя фамилия красовалась на классной доске. По воскресеньям голова моя украшалась белым и синим шнурками. Эти шнурки давались нам в институте как знак отличия за хорошее поведение и успехи. За дурное же поведение шнурки отнимались, иногда на неделю, а другой раз и навсегда.

Наступало Рождество — первый и самый большой отдых институток в продолжение целого года. «Седьмушки» подсчитывали свои баллы, стараясь высчитать собственноручно, кто стоит выше по успехам, кто ниже. Слышались пререкания, основанные на соревновании.

Нина еще больше побледнела от чрезвычайного переутомления. Она во что бы то ни стало хотела стоять во главе класса, чтобы поддержать, как она не без гордости говорила, «славное имя Джаваха».

Ровно за неделю до праздников все баллы были вычислены и выставлены, а воспитанницы занумерованы по успехам.

Нина была первою ученицею. Целый день княжна ходила какая-то особенная, счастливая и сияющая, стараясь скрыть свое волнение от подруг. Она смотрела вдаль и улыбалась счастливо и задумчиво.

— Ах, Люда, — вырвалось у нее, — как бы мне хотелось видеть отца, показать ему мои баллы!

Я вполне понимала мою милую подружку, потому что сама горела желанием поделиться радостью с мамой и домашними. Мои баллы были немногим хуже княжны. Но все же я старалась изо всех сил быть не ниже первого десятка и успела в своем старании: я была пятою ученицей класса.

— Ведь приятное сознание, не правда ли, когда знаешь, что ты в числе первых? — допрашивала, сияя улыбкой, Нина.