Юрий Яковлев - Станция Мальчики

– Мою маму зовут Ольга Ивановна, а папу – Сергей Владимирович. – И добавил: – Ты не стесняйся. Они хорошие.

Алеша почему-то вспомнил о своих папе и маме, и ему захотелось сказать: «Мои тоже хорошие», будто кто-то ставил это под сомнение.

Хотя семья Карнаковых встретила незнакомого Алешу без обычных вопросов, мальчик понимал, что рано или поздно его спросят, кто он и откуда. И каждый раз, когда кто-нибудь во время обеда обращался к нему, сердце его обрывалось: «Сейчас спросят». Но речь шла о другом.

– Знаете ли вы, что такое ПЭС? – спросил Сергей Владимирович, обращаясь к обоим мальчикам.

Мальчики молчали. Они не знали, что такое ПЭС.

– ПЭС – это приливная электростанция, – говорил папа Марата, и в глазах его вспыхивали огоньки. – Турбины ПЭС приводятся в движение морским приливом. Здорово?

– Здорово! – сказал Марат.

Алеша закивал головой: у него был полон рот.

Сергей Владимирович работал зоотехником в соседнем совхозе, но он был человек увлекающийся, мечтательный. Порой создавалось впечатление, что он даже немного стеснялся своей обыденной специальности – вечно он говорил о плотинах, турбинах, реакторах. Его планы казались бы несбыточными, если бы он по вечерам не сидел за книгами и учебниками: он вдруг стал студентом-заочником энергетического института. А утром он снова спешил к своим, телкам, выслушивал их, взвешивал и трепал по холке.

Ольга Ивановна была учительницей. Она относилась к своему мужу немного покровительственно, как обычно относятся к мечтателям. Но где-то в глубине души верила, что рано или поздно он создаст что-то удивительное.

Обед шел полным ходом. Тарелки мелели, как моря во время отлива…

В это время Алеша! услышал тихий лай. «Пятница!» – подумал он, и ему стало стыдно, что он обедает в тепле, а его дружок голодает на морозе. И тогда, превозмогая неловкость, он спросил:

– Можно, я отнесу косточку Пятнице?

– Какой Пятнице? – спросил папа Марата и улыбнулся. – Что у тебя за Пятница, товарищ Робинзон?

– Это собачка такая, – сказал Алеша, – она голодная.

– Конечно, можно, – сказала Ольга Ивановна. – Можешь прихватить и мою косточку.

И тут вмешался Марат:

– Мама, давай пустим пса в кухню. Пусть погреется.

Алеша даже не смел мечтать о таком счастье для Пятницы. А Ольга Ивановна посмотрела на него испытующе и, видимо, поняв, что это будет приятно Алеше, сказала:

– Ладно. Только в комнату его не впускай.

Нет, в людей все-таки стоит верить! Недаром Пятница терпеливо поджидал своего друга на морозе. Его страдания вознаградились. И, похрустывая косточками в теплой кухне, он со стыдом думал, что мог хоть на минуту усомниться в своем друге. Откуда только взялся завод у пружинки – хвостик махал легко и безостановочно. Глаза весело поблескивали. А челюсти двигались с такой силой, что могли бы без труда разгрызть даже железяку. И если на свете бывает седьмое небо, то маленький черноносый пес Пятница был именно там – на седьмом небе.

Обед кончился. Марат стал показывать другу коллекцию марок.

– Самые ценные марки – африканские, – пояснял он Алеше. – Вот марка Танганьики. Видал?

Марки мелькали перед Алешей. А вместе с ними перед его глазами проплывали пальмы, ливанские кедры, египетские пирамиды. И Алеше казалось, что он бредет по этим далеким незнакомым странам и нет ему возврата домой.

И тревожные мысли снова вернулись к нему.

Что будет дальше? Ну посидит он здесь полчасика, а потом надо будет уходить. Куда? Горе вышло из темного уголка и вплотную подошло к Алеше.

– У тебя что-нибудь случилось? – спросила Ольга Ивановна. – Ты провинился?

Алеша покачал головой.

И вдруг слезы одна за другой потекли по его широким скулам, по большим веснушкам.

– Они ссорятся… – говорил Алеша. – Все время ругаются из-за меня. Вот я и ушел куда глаза глядят…

И в комнате стало тихо. И было только слышно, как всхлипывает Алеша.

Любовь – это что-то незаметное и необходимое. Алеша очень любил своих родителей, но в обычные, хорошие дни он не замечал этой своей любви. Зато сейчас, далеко от дома, на незнакомой станции Мальчики, он почувствовал эту любовь. Но она не принесла ему радости, а, наоборот, причинила страдание. И он сквозь слезы сказал:

– Хочу домой!

Никто не знал, как трудно было ему произнести эти слова. Его гордость была унижена. Он почувствовал себя слабым и беспомощным. Он погибал. Но слова «хочу домой» стали для него тем спасательным кругом, который не дал ему пойти ко дну.