Юрий Яковлев - Станция Мальчики

– Алеша! Пойдем к нам, мама зовет.

Алеша стал было бормотать, что это неудобно, что ему и здесь хорошо, но Марат уже тащил его за рукав, а глаза так весело светились из-за стекол очков, что Алеша сдался и послушно пошел за Маратом.

Так он очутился в совершенно незнакомом доме, у совершенно незнакомых людей.

На крыльце, на досках, очищенных от снега, сидел пес Пятница. Вид у него был унылый. Уши опущены. Короткий хвостик не вертелся, будто у невидимой пружинки кончился завод. Из-под двери в щелку веяло теплом. Пятница приблизился к этому теплому течению и лег. Он вытянул лапы, положил на них голову. Он не спал. Он думал.

«Неужели я ошибся в друге? Я его водил по всем знакомым мне тропкам и не бросил в трудную минуту, когда жестокие мальчишки (я-то хорошо знаю их нрав!) устроили ему испытание. А он оставил меня одного. Ему хорошо – он в тепле, а я дрожу в своей легкой шкурке. Он, наверное, грызет кости и ест теплую похлебку, в которую накрошены крупные куски хлеба. А я голоден… А может быть, он сейчас выйдет и вынесет мне мозговую косточку с хрящиками и остатками мяса или целую миску вкусной еды?…»

На этом месте Пятница прервал свои мысли и открыл один глаз, чтобы посмотреть, не идет ли Алеша с костью или с миской. Но никто не шел. Тогда Пятница жалобно тявкнул: то ли хотел пристыдить друга, то ли позвать его. И снова он закрыл глаза. Он не уходил. Он верил в человека. И твердо решил окоченеть, но дождаться его. Таким был этот славный бездомный пес, получивший сегодня имя Пятница.

У взрослых есть нехорошая привычка расспрашивать. Стоит маленькому человеку переступить порог незнакомого дома, как ему тут же будет задано по меньшей мере пять вопросов: «Как тебя зовут? Сколько тебе лет? На кого ты похож – на папу или на маму? Как ты учишься? Кем собираешься стать – летчиком или поэтом? ››

Большинство взрослых, обращаясь к маленькому человеку с этими вопросами, порой даже не удосужатся выслушать ответы. Задав эти вопросы, они считают, что выполнили долг перед молодым поколением, проявили внимание, заботу, и так далее, и тому подобное.

Когда Алеша, подталкиваемый другом, красный от смущения, вошел в дом, мама Марата не задала ему ни одного вопроса. Она только внимательно посмотрела на него и просто, как будто Алеша каждый день бывает у них в доме, сказала:

– Раздевайся, Алеша. Мойте, ребята, руки, будем обедать.

Алеша покраснел еще больше и, запинаясь, медленно сказал:

– Спасибо… я не хочу.

Он был человеком с характером и считал такой ответ достойным мужчины. Да у него и в самом деле в это мгновение от волнения пропал аппетит.

Но мама Марата с притворной строгостью громко сказала:

– Что?! Без разговоров!

И Алеша сдался.

Мама Марата была высокой, светловолосой. Она, как и Марат, носила очки. Держалась она так прямо, что, казалось, ей никогда не приходилось нагибаться. Движения у нее были широкие, немного резкие. "Строгая», – решил Алеша. Но в это время она сняла, очки, и лицо ее сразу стало добродушным и даже немного беспомощным. Казалось, вся ее строгость была в этих очках, как еила Черномора – в бороде.

В это время из соседней комнаты вышел папа Марата – тоже высокий и тоже в очках. Лицо у него было такое моложавое и глаза такие озорные, будто он был не мужчиной, а очень большим мальчиком. В одной руке он держал раскрытую книгу, в другой – карандаш. Он только что завершил занятия и, как каждый человек, окончивший дело, был в хорошем расположении духа.

– Поторапливайтесь, а то есть хочется! – сказал он и посмотрел на Алешу: – Здравствуй, Алеша!

Алеша открыл рот, чтобы ответить на приветствие, но Марат уже тащил его за рукав в другую комнату. Стягивая с него шубу-дубленку, он говорил:

– Ты не удивляйся, что у нас в семье все в очках. Мы, Карнаковы, все близорукие.

Алеше показалось, что он произнес эти слова с гордостью. А Марат уже тащил его к умывальнику, совал ему в руки мыло, полотенце, торопил, будто не хотел ему дать опомниться.

Когда человек маленький, у него всего одно имя. Когда он немного подрастает, к имени добавляется фамилия. А когда человек становится взрослым, появляется еще отчество. Говорят, в Европе у людей нет отчеств, а на Востоке есть даже старики, носящие одно лишь имя, без отчества и фамилии.

Алеша думал об этом, не решаясь спросить у Марата, как звать его маму и папу. Но Марат хотя и не был человеком, умеющим читать чужие мысли, вдруг сказал сам: