Михаил Алпатов: Вадимка

— Здравия желаю, товарищ командир! — стукнул каблуками дядя Василий, вытягиваясь по команде «Смирно». — Пришёл попрощаться… Не поминайте лихом!

— Здравия желаю, товарищ Алёшин! — остановился спешивший куда-то Верчиков и протянул ему руку.

Вадимка узнал знакомый басовитый голос, который ночью командовал боем.

— Здравствуйте, дяденька! — выкрикнул Вадимка, вслед за Алёшиным опуская руки по швам.

Верчиков перевёл глаза на парнишку, смерил его взглядом, улыбнулся. Теперь Вадимка рассмотрел Верчикова совсем близко. У того было продолговатое лицо с крупными чертами, серые глаза смотрели зорко, но немного устало.

— Сын, что ли?

— Да почти что сын… Сосед полчанином был, да вот убили — остались вдова да сирота. А подрастёт, может и породнимся, — дядя Василий засмеялся.

Вадимка сконфузился. Такого он не ожидал.

— …Значит, службе крышка? — перевёл Верчиков взгляд на Алёшина. — А опытные бойцы вот как нужны! Банду Мальцева мы разбили, но кое-кто сидит в лесах. Роман Попов ушёл…

— Как уговорились, товарищ командир. До косовицы… Дома-то одни бабы, да и тех раз два и обчёлся… Уговор — дело святое! Винтовку-то разрешите оставить при себе?

— Как уговорились. Уговор — святое дело… Ночью видел, как ты воевал. Молодец!.. Только смотри теперь в оба. Как бы сегодняшнюю ночь тебе тут не припомнили.

— Не я это дело начинал… А винтовка мне будет всё-таки не лишней. Мы свой отряд тут на хуторе соберём, теперь казаки в него пойдут! Не сомневайтесь!.. Товарищ командир, — вдруг застеснялся Алёшин. — У меня к вам есть и другая просьба… Скорее, вопрос… Как бы это лучше сказать…

— Пожалуйста, пожалуйста!

Дядя Василий кивнул головой в сторону пожарища.

— Вон видите, что оно получается?.. Наступит ли когда-нибудь такое время, когда люди перестанут один другого убивать, не будут жечь всё, что нажито человечьим горбом? Чи так оно и будет отныне и до века?.. Глядел, глядел я на все это, да и тужить стал — неужто не придёт к человеку такой день, когда он будет делать ближнему своему добро и ему будут платить тем же. Учёные люди наверно же знают… Товарищ командир! Товарищ Верчиков! Есть ли на свете правда об этом? Чи нету такой правды?.. А?

Верчиков с удивлением посмотрел на собеседника.

— Это интересно… Очень интересно…

— Да интерес тут один, товарищ командир. Жизнь жмёт со всех сторон, она у меня спрашивает про это, а я не знаю, что ответить.

— Да-а-а… Такая правда есть, товарищ Алёшин… Об этом стоит поговорить… Знаешь что… Тут вот собрались суходольцы, я хочу с ними потолковать. Вспомним и о твоей правде. Договорились?

— Слушаюсь, товарищ командир!

…Из-под сарая выкатили бричку и поставили её на краю двора. На бричку влезли Кудинов и Верчиков — один приземистый, другой высокий. Посыпались шутки.

— Один будто на коне, другой — пеший!

— Кавалерия из ружей бьёт, а пехота на штыки валяет!

— Глядите, пехота уже руки вверх… Сдаётся!

Это Алексей Спиридонович поднял руки, требуя тишины, и громко объявил:

— Нынче у нас собрания не полагалось, но раз вы уж собрались, давайте проведём вроде митинга. Товарищ Верчиков хочет обратиться к вам со словом… Давайте послухаем… Тихо!.. Только дайте мне сначала сесть… — прибавил председательствующий.

Он тяжело опустился в бричке на сиденье и виновато улыбнулся:

— Сижу вот перед вами, значит я и есть ваш председатель… А по правде сказать, нынче ноги уже не держат.

Верчиков похлопал его по плечу, окинул взглядом людей, заполнивших двор, и заговорил негромким, усталым голосом совсем запросто, будто заводил разговор с соседом:

— Все большие крестьянские восстания начинались у вас на Дону. Вы должны гордиться, что Иван Болотников, Степан Разин, Кондрат Булавин, Емельян Пугачёв были донские казаки…

Во дворе сразу воцарилась тишина, люди стали продвигаться ближе к бричке, все уставились на оратора. После бессонной, страшной ночи лица были осунувшиеся, бледные. Вадимку с дядей Василем притиснуло к амбару. Вадимка видел оратора сбоку, зато сам стоял лицом к суходольцам.

— Ваш хуторянин товарищ Алёшин только что спрашивал меня: «Когда же люди перестанут стрелять друг в друга? Когда же на земле будет царить добро?» А я у вас спрошу — царство добра? Для кого? Мы, коммунисты, отвечаем — для вас, для народа! Ведь дело-то в том, что если один человек сделал другому человеку добро, то это ещё ничего не решает. Нужен ещё общественный строй, который был бы способен творить добро для людского большинства. Отныне на земле будет существовать два мира — капитализм и советская власть. Каждому человеку придётся теперь — хочет он этого или нет — выбирать между ними. Давайте выбирать и мы с вами…