Михаил Алпатов: Вадимка

Дядя Василий стоял как вкопанный перед человеком; лежавшим на земле. Лицо лежавшего, освещённое мятущимся огнём пожара, показалось Вадимке совсем незнакомым. Человек слабо пошевелился, поманил рукой Василия, жестом прося нагнуться. Тот опустился на колено. Теперь Вадимка увидел, над кем склонился Алёшин. На земле лежал Яков Чугреев.

— Василь… деткам моим подмогни… Они без отца остались, — ещё расслышал Вадимка.

Яков замолк.

Вадимка не мог отвести глаз от его лица, которое то появлялось в свете пожара, то снова исчезало в темноте. Ему вдруг стало очень жалко убитого. Растерянно посмотрел на дядю Василия. Тот будто застыл, стоя на одном колене и опершись на винтовку. Вадимка, сам не зная почему, подошёл и обнял его за плечи. Василий Алёшин плакал.

Потом почему-то кругом появилось много казачек. Лежавших на земле стали поднимать, их куда-то уносили. Прибежали родные Якова Чугреева. Все утонуло в громких причитаниях. Подбежала жена Алёшина — Анна Ивановна.

— Пойдём, Василь, скорей от греха, — сказала она. — Все воюешь да воюешь… пора домой… Без хозяина и дом сирота.

— А где Настюшка? — схватил Вадимка её за рукав.

— Только её тут и не хватало! — услышал он ответ.

Но Настя словно выросла из-под земли.

— Батюнюшка, батюнюшка! — Она кинулась к отцу и стала гладить его руку. — Жив!

Вадимка подошёл к Насте, но та на него и не глянула.

Парнишка почувствовал, что кто-то крепко его обнял — это была мать. Она то и дело повторяла: «Домой, домой… ради Христа, домой…»

И они пошли вместе с Алёшиным. Во дворе председателя бойцы окружили кучку пленных. Всматривались в их лица.

— А где же Роман Попов? — спрашивал басовитым голосом высокий человек в военной форме — командир отряда.

— О Романе вы ишшо услышите, — злобно выкрикнул кто-то из бандитов.

На траве рядом со спасённым домашним скарбом сидели еле живые домочадцы председателя и, всхлипывая, смотрели на пожар. Сам Алексей Спиридонович, окружённый суходольцами, стоял тут же и глядел на огонь. Вадимка понял, что спасти курень уже нельзя. Стала рушиться крыша, зазвенела посыпавшаяся черепица.

— Не горюй, Алексей Спиридонович, мы тебе всем хутором на загляденье курень отгрохаем! Будет лучше этого!

— Кудин у нас на хуторе один! Уж как-нибудь постараемся!

— Да бог с ним, с куренем… Было б кому в нём жить, а курень — дело наживное… Хорошо, что подоспели… Ишшо бы чуть-чуть… А бой на этот раз мне всё равно пришлось принимать… — как всегда, не спеша, врастяжку рассуждал Алексей Спиридонович. Вслед за этим он громко сказал стоявшим с ним суходольцам: — Казаки! А чего же вы бросили полковника Мальцева? Это же ваш командир полка, казаки!.. Чего ж никто из вас к нему не подойдёт? Похоронить ведь надо!

— Был командир, а стал лютый враг, в банду пошёл. Ну его… — раздались голоса.

Всё-таки несколько хуторян, хотя и неохотно, подняли полковника, понесли его к амбару.

Вадимка с Алёшиными и матерью вышел на улицу. Следом за ними понесли домой мёртвого Якова. Вадимка пошёл рядом с Настей, но та ни за что не хотела идти с ним, она спряталась за отца.

— Не я бы его, так он бы меня… Ничего он не делал наполовину… Одному из нас всё равно не осталось места на нашей земле, — вздохнул Василь и тряхнул головой, силясь не заплакать опять.

Его спутники молчали. Вадимка чувствовал, как вздрагивают руки матери, державшей его за плечи.

До самого двора их сопровождал надрывный плач и крики Чугреевых. Словно и теперь Яков Чугреев шёл рядом с Василием Алёшиным.

Когда Вадимка с матерью пришли домой, уже рассвело. Провинившийся ждал, что мать вот-вот начнёт его ругать — он бегал туда, где стреляли, а это для неё было самое страшное. Но мать молчала. Она была очень бледна, сразу же рухнула на постель. Лежала с закрытыми глазами.

— Мамка, может тебе водички дать?

— Господи, до каких же пор! — почти крикнула она и заметалась на кровати.

— Может, ты есть хочешь?

— Ничего мне, сынок, не надо, — сдерживаясь, сказала она. — Ты бы тоже прилёг да отдохнул.

Вадимке было очень жалко мамку. Он решил никуда нынче не бегать, провести день дома. Ночью из-за него она небось хлебнула горя! Вадимка боялся себе признаться, что ему очень хотелось сейчас помчаться к двору председателя, посмотреть, как уходит отряд. Теперь там уже не стреляют. Теперь там совсем не страшно!