Вячеслав Сукачев - Белые птицы детства

— А мы ещё под землёй поедем?

— Ну уж нет, хватит! — почему-то рассердилась мать. — Нас твой папочка и так сегодня накатал, вместо того чтобы взять такси.

— Но ты ведь и сама не хотела, — не очень уверенно возразил отец.

— Мало чего я не хотела. Ты как мужчина должен был настоять...

Когда сдали вещи в камеру хранения и руки у отца наконец-то освободились, он ласково потрепал Серёжу по русой голове:

— Ну, как Москва, понравилась?

— Да... Только очень много людей. Почему?

— Столица, — с уважением сказал отец. — Все сюда едут, из разных уголков...

— Сейчас закомпостируем билеты, — вмешалась в разговор мать, — и, если у нас останется время, поедем осматривать Москву.

— В Мавзолей?! — выдохнул Серёжа.

— Может быть, и в Мавзолей. Только вначале надо оформить билеты. Где тут касса?

Билеты оформляли долго. Окошечко за стеклом, к которому они продвигались с противоположного конца зала, вначале такое близкое и знакомое, однако никак не хотело приближаться. Люди в очереди волновались, какая-то женщина потеряла маленькую девочку и теперь, взволнованная, бегала мимо очереди...

Серёжа незаметно взял мать за руку.

— Ну почему было не закомпостировать билет в поезде? — ворчала мать.— Ведь специально человек ходил и спрашивал. А теперь вот стой здесь и жди.

— Кто его знает, — смущённо улыбнулся отец, — никто не компостировал, вот и я не стал. Ты же помнишь, сосед рассказывал, как у них билеты так вот закомпостировали, да перепутали...

— Мало ли что люди расскажут...

Женщина уже нашла свою девочку, отшлёпала её, и девочка уже давно перестала плакать, а окошечко всё ещё было далеко.

На улице шёл первый апрельский дождь — это Серёжа видел через громадное окно — и над головами прохожих расцвели разноцветные зонтики.

Серёже очень захотелось тоже пройтись под зонтиком, разбрызгивая новыми ботинками лужи. Но ещё сильнее ему захотелось оказаться с зонтиком в своей деревне и посмотреть, как бы ахнули Васька и Витька, а Настька бы от зависти язык откусила.

— Ма-ам, — зовёт он. — Ты зонтик мне купишь?

— Что-о? — Мать даже улыбнулась от неожиданности.

— Я зонтик хочу, — нахмурился Серёжа. — От дождя.

— Ты долго думал?

— Н-нет...

— Ну так подумай ещё.

Серёжа обижается и решает попозже поговорить об этом с отцом.

Когда наконец билеты закомпостированы — уже вторая половина дня. Они устало отходят от кассы, и мать привычно ворчит:

— Вот и погуляли по Москве, посмотрели... И никаких других мест больше не было? — недоверчиво спрашивает она отца.

— Лида, ты же сама слышала, — пожимает плечами отец, — были ещё только на завтра.

— А в Мавзолей? — холодеет Серёжа.

— Не получается, сынок, — виновато говорит отец. — В следующий раз.

Серёжа опускает голову, и ему становится всё равно. Он сразу чувствует, что очень устал в Москве, хочет есть и хоть немного где-нибудь посидеть. И, словно услышав его мысли, отец говорит:

— Сейчас мы сходим в буфет, а потом немного пройдёмся вдоль вокзала. В общем, в нашем распоряжении полтора часа.

Что значат полтора часа, Серёжа понял, кажется, только в Москве. Вначале он думал, что это очень и очень много, потому что полтора часа — два урока в школе. А эти два урока вон сколько сидишь, сидишь и ещё до конца много остаётся. Но тут получилось всё наоборот: не успели они покушать (а какие вкусные были ватрушки!), как уже прошло полчаса. Пока вышли из вокзала — ещё пятнадцать минут, а там уже и осталось всего ничего. К тому же не прошли они и десяти шагов, как мать неожиданно тонко вскрикнула: «Мулинэ!» — и встала в новую длинную очередь к маленькому зелёному киоску. Отец, нерешительно потоптавшись, покрутил головой в разные стороны и встал рядом с матерью. Всё было кончено. Это Серёжа понимал, потому что мать без конца вышивала, даже в поезде, и ниток ей надо было миллион. Серёжа соскучился и хмуро огляделся. Всего в нескольких метрах от него, гремя, извиваясь и исходя синей вонью, двигался бесконечный поток автомашин. Какие-то бесстрашные люди бросались в самую гущу этого потока, исчезали, Серёжа жалостливо закрывал глаза, а когда вновь решался посмотреть, отважные люди как ни в чём не бывало шагали по той стороне улицы. Это был секрет, в котором надо было разобрать ся, но тут за спиной Серёжи кто-то громко засмеялся, он быстро оглянулся и совсем рядом увидел очень высокую дверь и очень большую букву «М» над нею. И весь остальной мир перестал для него существовать, а была только эта удивительно высокая и зовущая дверь, и над нею четыре барабанные палочки буквы «М».