— Понятно! Тогда все понятно. Значит, он ей чем-то нравится.
Я обрадовался и тут же испугался: а вдруг Боря догадается?
— Мне тоже так кажется, — сказал я неискренне, безразличным тоном. — Ну, а как он-то, должен ей сказать, что она ему… что он любит ее?
Специалист опять задумался и почесал лоб.
— А он — как? — спросил наконец Боря. — Из смелых парень или так — трусишка зайка серенький?
Мне явно не хотелось признаваться в своей робости, но я мужественно произнес:
— Нет, он не из смелых, пожалуй…
— Тогда лучше пусть записку напишет, — посоветовал Боря. — Так, мол, и так, люблю тебя и жить без тебя не могу! Только записку прямо ей надо отдать, в руки. А то всякое бывает… Попадется кому другому… Засмеять могут, и все такое прочее.
Судя по всему, Боря основывался на собственном опыте.
Я так и сделал. Написал. Но через час порвал и написал заново. Потом еще раз. Все получалось не так.
Больше всего я боялся матери, но на этот раз меня застиг отец!
— Что, опять стихи? О чем?
Мой отец сам когда-то писал стихи (мать говорила, что очень хорошие; наверно, стихи посвящались ей) и радовался, что я продолжаю его традицию.
Хорошо, что я записку писал в тетрадке со стихами.
— Вот, — сказал я и ткнул пальцем в срочно перевернутую страницу.
Отец взял у меня тетрадку (слава богу, записка осталась у меня в руках) и стал читать вслух:
В заунывном шуме сосенном,
В тишине дождливой дня
Приближенье серой осени
Вновь на сердце у меня.
Как забытое, далекое,
Где-то в самом тайнике
Вместе с пушкинскими строками
О печали и тоске.
Дни бегут, недели, месяцы…
Ведь должно же все пройти!
Как Есенин мог повеситься,
В жизни выход не найти?
Ведь не все еще заброшено!
Есть Россия — наша мать.
Даже в грусти есть хорошее,
То, что многим не понять!
— Вот какая штука. По-моему, достаточно меланхолично, — заметил отец. — И что ж, это ты вправду так мрачно настроен?
— Но это же стихи, папа!
— А, ну тогда конечно, — понимающе сказал отец.
Я и в самом деле считал, что стихи это стихи, и писать их надо не так, как говоришь или думаешь.
— А Николаю Степанычу показывал? — спросил отец.
— Показывал.
Николай Степанович — наш сосед по квартире, отец очень любил его.
— А в Доме пионеров?
Я промолчал.
— И хорошо сделал, — заметил отец.
На следующий день я вновь переписал записку. Теперь в ней было самое простое: три слова — и инициал вместо подписи…
В этот вечер я пошел в Дом пионеров, но ее не встретил. Вернулся домой, перечитал записку и добавил: «Очень!» А через минуту дописал ее любимые слова: «Не сердись!»
Через два дня я с огромным трудом передал ей эту записку. По-моему, она очень удивилась. Даже не столько записке, сколько тому, что я сразу удрал.
Но мне уже было все равно.
Одна комната — это одна комната, и часто я слышал то, что мне не положено было слышать.
— А я все-таки спрошу его, — как-то ночью прошептала мать. — Что же это? По вечерам пропадает, ходит с какой-то девочкой… Я же сама видела. И не подумай, что я против: просто хочу, чтобы все было нормально. Ну пусть позовет ее домой, познакомит. Со мной и с тобой, конечно… Хочешь, выберем время, когда ты будешь дома?..
— По-моему, все это чепуха, — сонно пробасил отец. — Приведет, познакомит, и что? Тебе легче станет? Только его смущать и ее, если, впрочем, она существует. По-моему, ты все преувеличиваешь… И вообще, что ты его опекаешь! Мало своих дел! Бегать за ним — это даже стыдно, по-моему… И вообще человеку надо доверять. Подумай о том, что он не просто твой сын, ребенок, а еще и человек. Вот какая штука!
— Но я и с Верой Ивановной говорила, она не отрицает. Правда, сказала, что они вообще все дружат — и мальчики, и девочки…
— И пусть себе дружат. Ты что, не была такой в его возрасте?
— Ну, знаешь, я…
— Знаю, знаю! Ты, видно, просто забыла, как мы с тобой познакомились! — рассмеялся отец. — Сколько тебе было тогда? Четырнадцать? Ну и ему почти четырнадцать. А я, например, в десять лет впервые влюбился. В десять! И всерьез. И притом во взрослую женщину. Вот какая штука!
— Тише, тише! Умоляю! — попросила мать. — Ведь он может услышать.
Утром мать сказала мне:
— Я все вот думаю, почему ты не позовешь домой своих товарищей по Дому пионеров? Ну и девочек, конечно, с которыми дружишь.
— Зачем?
— Зачем? Просто так. Пусть они дома у тебя побудут…
— Хорошо, мама, я как-нибудь позову, — вежливо пообещал я.
Читать дальше