К столбу, который установлен на сцене, прикручен ремнями красноармеец, главный наш герой, тоже курсант, к тому же товарищ по роте. Он приговорён к смерти. На лбу у красноармейца повязка со следами крови. Это краска, конечно, будто он ранен. Красноармеец в ожидании казни поёт „Интернационал“:
Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!..
Зрители жалеют бойца — многие повскакали с мест, волнуются.
А я, играющий роль белогвардейца, должен стрелять в этого бойца.
Так в пьесе сказано. Должен, да не могу.
Делаю шаг вперёд. Поднимаю наган: душа не позволяет выстрелить. Повернулся к залу и вместе с тем, кого должен был расстрелять, пою:
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов…
Напрасно суфлёр, тоже курсант, вылезает из будки и подсказывает:
— Стреляй! Стреляй, я тебе говорю, а не пой!.. Ты что, пьесу забыл, что ли?
А я и в самом деле забыл обо всём на свете, стою, пою, и весь зал поёт вместе с нами…»
Владимир Ильич вместе с Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной посещал курсантский клуб и присутствовал на выступлениях курсантов — певцов, чтецов, танцоров — и на спектаклях, которые они ставили.
Сколько случаев бывало: выйдет такой «артист» на сцену, оробеет вначале, а поймает ободряющий взгляд Ильича — и сразу смелости прибавится, споёт или прочтёт что-нибудь из Демьяна Бедного, любимого пролетарского поэта, который тоже жил в Кремле и часто бывал в клубе.
Кончит курсант своё выступление и глазами ищет Владимира Ильича.
А тот аплодирует своим кремлёвским «артистам».
Пройдёт час, другой — время идти в караул.
И недавний «артист», награждённый ленинскими аплодисментами, уже стоит на посту у Спасских ворот или шагает с винтовкой в руках вдоль кремлёвской стены, вслушивается в ночную тишину.
«Есть люди, больные сердцем…»
В здании, где жил Владимир Ильич, есть небольшой лифт. Его установили для того, чтобы сберечь силы Ленина и его помощников. А среди них были уже немолодые люди с больным сердцем. Многие потеряли своё здоровье ещё в царское время в тюрьмах и на каторге.
Однако лифт двигался медленно — полз, а не поднимался, часто отказывал из-за отсутствия тока.
Владимир Ильич, не желая терять дорогого времени, обычно предпочитал идти пешком.
Часовой Василий Иванович Макаров вспоминает, как однажды Владимир Ильич с Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной стояли внизу на площадке в ожидании лифта. Они только вернулись с прогулки. Владимиру Ильичу надоело ждать.
— Что-то наш лифт безнадёжно застрял, я, пожалуй, пойду пешком, — сказал он и начал быстро подниматься вверх.
Остановился на полпути и, подняв голову, шутливо добавил:
— Вы подождите, пожалуйста, а я помогу лифту спуститься.
Едва Владимир Ильич достиг верхнего этажа, как лифт будто послушался его, пошёл вниз.
— Ну, вот видите, — с улыбкой сказал Ленин своим спутницам, когда дождался их. — Я всё же помог нашему лифту.
Однако был случай, когда уже не в шутку, а на самом деле Ленин помог наладить работу кремлёвского лифта.
Ему сообщили, что лифт из-за неисправности не будет действовать три дня. Работники Совета Народных Комиссаров должны будут в эти дни подниматься и спускаться по лестнице.
Хотя сам Владимир Ильич лифтом пользовался сравнительно редко, его возмутил такой бездушный подход к делу, и он написал грозную записку тому, кто ведал тогда хозяйством Кремля:
«Мне сообщили, что лифт не будет действовать 20, 21 и 22 сентября.
Это верх безобразия. Есть люди, больные сердцем, коим подъём вреден и опасен…
Объявляю вам строгий выговор, поручаю установить виновных…»
Виновные были установлены и наказаны, а лифт исправлен в ночное время, когда в нём не было нужды.
В том здании, где находилась квартира Владимира Ильича, только в другом крыле, помещалась школа для детей кремлёвских работников, самая обычная московская школа.
Владимир Ильич Ленин из своего кабинета то и дело слышал нетерпеливые школьные звонки и голоса ребят, которые в перемену выбегали на улицу.
Но Владимиру Ильичу это как будто не мешало.
Читать дальше