Катерина Грачёва - Пароль — «Эврика!»

Яшка ей ответ принес:

«Спасибо, Света, непременно сделаем. Про тебя не скажу, если не хочешь. Только мы все по тебе скучаем. И я скучаю, совершенно честно. Так что мы тебя ждем, когда ты придёшь. Игорь Рудольфович».

«А вы не скучайте, — написала она другую записку. — Я если придумаю, вам ещё напишу что-нибудь, а пока что я мультфильм делаю».

Потом однажды папа пришёл домой с работы и говорит:

— Доигрался Филимонов. Такого строгача сегодня от комиссии получил — не хотел бы я на его месте побывать.

— Папа, что такое строгач?

— Сильно поругали, значит.

Поругали. И так всегда. Света стала по телефону звонить. Попала на папу Филимонова.

— Иван Андреевич! Можно, я к вам приду?

— Никак Светлана? — спросил он. — Ну что ж, приходи. Костик очень рад будет.

— Да я к вам, а не к Костику! Я ненадолго.

— Ну, и ко мне приходи, и я буду рад, — согласился Иван Андреевич и вздохнул.

Пришла. Мама к столу зовёт, Костик из своей комнаты в щель глядит.

— Я ненадолго, — сказала Света. — Мне с Иваном Андреевичем поговорить нужно. По секрету.

Прошли в комнату.

— Ну что, какие у тебя секреты?

— Иван Андреевич, это правда, что вас опять сегодня за что-то ругали?

— Ну что ж — ругали, такая наша работа, слово доброе нечасто услышишь, — согласился он.

— Иван Андреевич, я хотела сказать, что я вас люблю. Что вы хороший человек. Что вы… Иван Андреевич! Я не знаю, что у вас там на работе, я ведь ничего в этом не понимаю, но я верю, что вы не виноваты, я хотела сказать, что у вас все получится, я хотела… Ну я не знаю, что вам сказать, вы меня понимаете?

— Да, понимаю, — улыбнулся он. — Спасибо тебе…

Она постояла, и сказать ей больше было нечего.

— Ну вот, это все… Я зря пришла, да? — спросила она. — Я наивная, да?

— Ни в коем случае, — ответил он. — Мне стало гораздо, гораздо легче. Честное слово. А можно мне тебе вопрос задать?

Света вздохнула. Догадывалась, о чём спросит.

— Ты ведь знаешь, о чём я тебя спрошу. Такая ты славная, а с Костиком всё не помиришься. Что ж он сделал тебе такого страшного-то? Неужели уж совсем его простить нельзя? Он уж весь измучился, ходит тут, как тень отца Гамлета… знаешь, что такое тень отца Гамлета?

— Ничего он не измучился, у него роль такая, — ответила Света. — То одна роль, то другая. Одни роли он репетирует, другие экспромтом выдаёт…

— Не думаю, — покачал головой Иван Андреевич. — Ты фильм-то ведь смотрела? Помнишь, какой кадр там оператор поймал?

— Помню. Это был примерно двадцатый дубль в рамках сценария, — пожала плечами Света. — Его Игорь Рудольфович зачем-то мириться со мной заставляет, ну, знаете, навроде того: не помиришься — в телевизор не попадёшь. Ну а Костик с этим ко мне: мол, какая ты противная, я из-за тебя в телевизор не попаду. Я уж говорила Игорю Рудольфовичу, что это не методы. Тогда он взял и выдумал сценарий с обиженной девочкой. Да ещё и всех воробьёв Яшке распугали, обидели их ради своего сценария. Не хочу я с ними, Иван Андреевич, не нравится мне такая игра.

— А я всё вспоминаю, как ты сюда у него на руках приехала, — улыбнулся Филимонов-папа.

— А я вспоминаю, как долго мы это репетировали, — сказала Света. — Он мне команды давал: как моргать, как улыбаться. Сердился, что я не так это делаю, как ему надо… Причём он сначала меня заставит играть, а потом смеётся надо мной, что я не понарошку играю, а в самом деле! А когда я сказала, что не хочу так больше, потому что это уже обман получается, а не шутка, то сразу предателем стала.

— Батюшки, да зачем же вам такая игра? — изумился папа Филимонов.

— А вот это уже тайна, — сказала Света. — Не я придумала, но сказать — не скажу.

— Нда, — сказал папа Филимонов и призадумался. Потом говорит:

— Люди играют, когда боятся сам себя. Ведь когда ты играешь, всегда можно пойти на попятную, сказать, что всё выдумка… Может быть, он просто стесняется сказать правду? Как ты думаешь? Может, ему надо помочь?

— Нет, — не согласилась Света. — Он ведь не сам по себе стесняется в укромном уголке. Не знаете вы, как он себя вёл. Если человек такой трус, что от стеснительности готов друга оболгать, а от желания прославиться тут же готов все тайны выдать, то и пускай мучится. И хорошо, если мучится, значит, есть у него хоть остатки совести, вот пусть с ней и общается. А я в такие игрушки больше не играю.

— Да, суровый ты человек, — сказал Иван Андреевич. — А ты никогда себя не боялась?

— Может, и боялась, да перебоялась, — сказала Света.