Катерина Грачёва: Здесь был Фёдор

Мы остановились, как я сказал, и вдруг пролетела над нами та самая птица с Откликного и громко крикнула, словно бы ему! Человек неспешно повернулся, поглядел на нас и отвернулся снова. Потом как-то быстро скользнул вниз.

— Колоритный дядечка, — сказал Борька и поспешил наверх по тропе. — Сейчас увидите дерево желаний, там и моя памятка должна быть…

— Осторожно, — сказал голос, и это опять-таки был голос короля. — Муравьи тоже эту тропу облюбовали.

Я потанцевал, стараясь никого не задавить, потом поднял голову и увидел дерево желаний. Несчастное, замотанное наглухо сотнями грязных бинтов и тряпок, одиноко и беспомощно жалось оно к каменной плите, словно жертва на заклание перед буйствующей толпой. И великая куча тряпок лежала под ним, а мой король молча срезал ножом одну за другой, бросая их вниз под ноги.

Борька от возмущения чуть не захлебнулся и разразился речью. Смысл речи был в том, что парень этот вандал и рушитель чьих-то священных дружб и надежд, в том числе его, Борькиной.

— Нет, я — исполнитель желаний, — спокойно сказал тот. — Читать умеешь? Читай: «Хочу вернуться сюда и ещё раз увидеть эту красоту». Так вот чтобы кто-то мог видеть здесь красоту, надо её как минимум не уничтожать.

— Ты какой-то больной, — ответил на это Борька. — Это одно-единственное дерево. Каждый турист такое сжигает за поход, и ничего, сколько лет уже стоит Таганай. Подумаешь, красота! Это больше, чем красота, это переплетение лучших мечтаний, это братство людей!

— Вот это братство? — парень сунул ему под нос заскорузлый носок. — Или вот это? — он качнул сигарету в упаковке из-под лапши. — Изуверство это, а не братство. А то давай тебя тут положим, жгутами перетянем, всё это к тебе перецепим и напишем по всему телу разными цветами братские слова. Сколько в мире людей ежедневно помирает, авось и без тебя земля не обеднеет. Хорошая идея, а?

— Вася, ты не прав, — многозначительно сказал Борька, а крепче выражаться не стал, поскольку парень был взрослее, суровей и с ножом.

— А я не Вася, — сказал тот. — Я Фёдор.

Ленка вдруг подскочила к дереву и давай тоже веревочки снимать. И я за ней.

Борька взросло хмыкнул и ушёл за камни. А мы молча веревочки отвязывали, а пихта дрожала и плакала рубцами.

Тогда я и заснял «Здесь был Вася». А заодно и Ленку заснял. А потом отошел и их обоих незаметно сфотографировал — без всякой художественности, так просто. Потому что уж догадался, что Ленке такая карточка великой ценностью станет… Но это к слову.

— Однажды, — сказал вдруг Фёдор, — мне было очень, очень плохо, я еле добрёл до леса, упал под сосну и долго там пролежал, и слышал, как она по капельке возвращает мне жизнь. А потом я спросил у неё, чем я могу отплатить ей? И услышал внутри себя: «Когда можешь пройти не по траве, пройди не по траве»… Понимаете, братцы? Когда можешь…

— Ну короче! — сказал Борька, появившись из-за скал. — Мы вместе или не вместе? Мне надоело вас ожидать. Или вы идёте, или это не по-товарищески.

Пришлось идти.

— Сбегаем до Круглицы и вернемся, — ободрял Борька.

А когда мы там повыше поднялись, Ленка оглянулась — чуть с тропы не съехала: краской по камням, большими жёлтыми буквами было написано: «Не смейте губить ёлку, а не то худо будет! Фёдор».

— Вадька! — потрясённо сказала она.

Я бы тоже затосковал, если бы карман у Борьки не топырился, как будто там баллончик лежит. И там, на вершине, когда Борька полез шнурок навязывать на палку (тоже там мусорная палка гору венчала), я сказал:

— А краску-то, что ли, всю извёл?

— Какую? — круглит невинные глаза.

— Жёлтую! — отвечаю. — Какую! Вредитель!

Обменялись мы разными любезностями, но драться не стали. Стыдно. Кружила над нами загадочная птица и курлыкала жалобными тихими вздохами, и всё видела, и всё запоминала.

— Гора, — сказала Ленка. — Далеко-далеко по всей округе отсюда музыка льётся. Здесь бы храм, здесь бы орган, колокол, красоту, а что вместо того? Палка с мусором, кто-то даже штаны намотал, чтобы все знали, что он вниз без штанов шёл! А камни, камни — точно кладбищенские обелиски! Вадька, смотри: такой-то город, такая-то школа, имя, дата… Упокоились!

Я только за рукав её подёргал. С другой стороны, внизу, жаждущие славы и памяти накатали по полю больших глыб и имена свои из них сложили. Чтоб даже из космоса видать было: «Здесь был Вася!» Вот они мы какие, любуйся, Вселенная: это мы! Мы! Мы!..

Пока мы смотрели по сторонам, Борька спускаться начал. Пришлось догонять. Так ведь он нарочно взял в сторону, завёл нас на другую тропу по другому склону, мы долго плутали и не видали больше ни пихточки, ни надписи той, и ни Фёдора, конечно. Еле доплелись затемно до лагеря. Но зря он старался, Борька, потому что земля круглая и рано или поздно все наши поступки и непоступки к нам же и вернутся.