Елена Матвеева - Полярная звезда

Около семисот километров прошагали Седов с Инютиным. До них никто здесь не ходил. И карта, которую Седов вычертил, вернувшись, совсем не походила на те, что были. Теперь её с любопытством рассматривали в кают-компании. А Седов рассказывал:

— Этому горному хребту я дал имя Ломоносова. Вот остров Инютина. А возле этого ледника мы спаслись от смерти. Я назвал ледник именем Веры.

Наступило лето. «Фока», занесённый зимой по палубу, освободился от снега. Борта его покрасили, зимнюю копоть вычистили. Судно было готово к плаванию. Но лёд оставался крепким, хоть и затопило его водой.

Надвигалась осень. А «Фока» так и стоял вмёрзший в лёд. Вторая зимовка в том же месте — катастрофа. Седов приказал браться за пилы и кирки, пилить канал, прокладывать судну дорогу. Работа шла неплохо, но начались заморозки. Что за день пропилят — то ночью замёрзнет.

Затянулись лужи и озерца на льду. Дела плохи. И вдруг третьего сентября поднялся ветер, лёд стал двигаться и ломаться. И вскоре «Фока» пошёл на север. Теперь нельзя терять время, чтобы искать дорогу получше. Только вперёд! Угля для машины осталось совсем мало, а под парусами через льды не пройти.

— Будем резать на дрова баню, топить плавником, ящиками, тюленьим салом, — сказал Седов. — Только бы пробиться к Земле Франца-Иосифа. Я знаю, что адмирал Макаров оставил там запасы угля. Найдём — значит, спасены!

Медленно двигался вперёд «Фока». Через десять дней в тумане выступили горы: «Земля!» «Фока» бросил якорь у мыса Флоры.

Берег был пустынен и бел. Виднелись постройки. Здесь побывали англичане, американцы, норвежцы, итальянцы. Был здесь и русский адмирал Макаров, он собирался дойти до полюса на ледоколе «Ермак». Много мужественных людей хотели идти отсюда к вершине мира. И никто из них туда не добрался.

Вот дом англичанина Джексона. Полуоткрытая, вмёрзшая в лёд дверь, выломанные медведями окна.

А вот избушка Макарова, сделанная из судовой рубки, бамбука и мха. Ещё постройки. Но угля нет. Видно, забрали его другие экспедиции. Плавника вокруг тоже не было.

На следующий день удачно охотились на моржей. Добыли жир для топок и мясо для собак. И снова «Фока» пошёл на север.

Бухта острова Гукера была удобнее и надёжнее прошлогодней. Седов назвал её Тихой. Уйти дальше на север не удалось, потому что кончилось топливо.

Печку теперь топили всего три раза в день по полчаса. Собирались вокруг, грелись, сушили мокрую обувь и одежду. Разобрали на дрова кубрик, принялись за палубу.

Стены кают обросли льдом. Этой зимой уже никто не раздевался на ночь. Одежда износилась. Художник обрабатывал тюленьи шкуры. Матросы шили сапоги из нерпичьей кожи.

Появились больные. У них пухли ноги, кровоточили дёсны, шатались зубы. Болел и начальник. Это цинга — хорошо знакомая на Севере болезнь. Появляется она от недостатка витаминов, когда не едят свежих овощей, мяса, не пьют свежего молока.

Седов всегда отличался завидным здоровьем. Он тяжело работал, недосыпал, сколько раз проваливался под лёд и, не имея сухой одежды, добирался до судна. И никакая хворь, никакая простуда его не брала. Теперь он пожелтел, похудел, возвращался с небольшой прогулки, задыхаясь и пошатываясь. Друзья с беспокойством следили за здоровьем Седова. Но стоило кому-нибудь заикнуться, что на полюс ему нельзя, он сердился.

— До весны пройдёт.

Было одно спасение от болезни — свежее мясо. Но белые медведи почти не попадались. Когда же удавалось застрелить медведя, мясо, как лекарство, получали только больные. А болела уже большая часть экипажа.

В феврале Седов стал собираться на полюс. Болезнь его не прошла. Снаряжение было плохим. Продовольствия не хватало. Вместо шестидесяти собак Седов мог взять с собой только двадцать четыре, вместо шести нарт — три.

Друзья просили Седова остаться. Он и слушать не желал.

В день выхода, пятнадцатого февраля, Седов сидел в своей каюте. Сидел задумавшись. Из рамочки смотрело на него спокойное и ясное лицо жены. И Седов взял перо, строки побежали по бумаге. Он писал последний приказ.