Зоя Журавлёва - Ожидание

Ещё бы! Если с Алёной вместе. Но я всё-таки сомневаюсь: «Так ты заразишься!» — «Конечно, — смеётся Алёна. — Думаешь, просто так в больницу положат?» Мне ужасно хочется, чтобы вместе, но всё равно ещё сомневаюсь. «А вдруг, — говорю, — ты тяжело заболеешь? У меня, может, лёгкая форма, а у тебя тяжёлая будет?»

Я зимой свинкой болела в тяжёлой форме, всё теперь знаю. А Алёна подумала и говорит: «Значит, если бы я заболела, ты бы меня одну бросила болеть?» Вон как она подумала! Я скорей выхватила конфету, пососала и обратно даю. Алёна — раз! — и съела.

Но всё равно не заразилась. И у меня горло прошло. Бабушка взглянула на градусник: «Ого, можно тебя на работу выписывать». Смеётся. Ни о какой больнице и речи нет. Зря я боялась.

А Алёна ничего не боится. Она бесстрашная. Ночью бегает на море купаться. Одна. А Прасковье Гавриловне оставляет записку на столе: «Ушла купаться». Ведь Алёна с четырёх лет сама пишет какими хочешь буквами. А Прасковья Гавриловна — её бабушка. Она всегда хочет знать правду, даже самую плохую. Вот Алёна правду и пишет. Не будет же она врать! Прасковье Гавриловне, конечно, приятно, что Алёна растёт правдивой. Но ночью она совершенно не может из-за этого спать. Всё время проверяет: тут ли Алёна, нет ли на столе записки. Днём тоже с Алёной не очень поспишь! Она гадюку может себе на шею повесить. С Алёны станется! Она в своего папу пошла.

Но Алёнин папа всё-таки занимается моллюсками. Они тихие. В своих ракушках сидят. А папа на своём стационаре сидит и смотрит, как сидят его моллюски. Стационар на нашем же море, недалеко, так что Алёнин папа по воскресеньям приезжает на дачу. Всё хочет Алёну увлечь моллюсками. Алёна на них даже не смотрит. Она увлекается пресмыкающимися. Это змеи. Алёне нравится, что они красивые: так змеятся в траве. А ужей она за пазухой носит. Прасковья Гавриловна говорит: «Алёнка, поправь рубашку! Вон как оттопырилась». А Алёна смеётся: «Там уж!» — «Выкинь немедленно, — говорит Прасковья Гавриловна. — Даже слушать страшно».

А ведь сама хочет знать правду, даже самую плохую.

Ещё Алёна увлекается лягушками. Ей нравится, что они лупоглазые и поют хором. Алёна их специально бегает слушать. Но Прасковью Гавриловну и это её увлечение нисколько не радует. Прасковье Гавриловне не угодишь! Лягушки ей тоже не по душе. Они скользкие, мокрые такие! Как их можно любить, она не понимает. Как можно этих лягушек к себе под одеяло пускать? «Это опыт, — объясняет Алёна. — Я у них терморегуляцию проверяю».

Но Прасковья Гавриловна даже знать не хочет, какая у лягушек терморегуляция! Ведь одеяло новое! Она за ним в очереди стояла, в универмаге. Алёна от своего папы только одно плохое берёт, а папа был в школе отличник. По ночам за лягушками не бегал. Наоборот, за микроскопом сидел. А Алёна придумала — терморегуляция!

Просто не хочет понять.

Я, например, сразу поняла, когда Алёна мне объяснила. Это такой опыт. Алёна проверяет, как лягушки относятся к температуре. Они же холодные! У них низкая температура тела. Может быть, ноль, не знаю. Алёна не меряла. Лягушка не будет с градусником сидеть! Но на ощупь — низкая. А под одеялом жарко, шерстяное одеяло. Ещё бы лучше — пуховое, но пухового у Алёны на даче нет. Интересно, если лягушку долго под одеялом держать, она согреется или нет? Будет горячая? Как у лягушки под одеялом изменится температура тела?

Вот что такое терморегуляция!

Прасковья Гавриловна весь опыт испортила. Одна-единственная лягушка у Алёны случайно на пол упала. А Прасковья Гавриловна сразу одеяло отобрала. Лягушки не успели согреться, упрыгали так. И терморегуляцию Алёна в тот раз не смогла проверить. Но она от своего не отступит! Придётся опыт ещё повторить. Когда Прасковья Гавриловна в город поедет, за мясом.

Но Алёнина бабушка хитрая.

Вдруг поехала в город и щенка привозит. На крайнюю меру пошла, чтоб Алёну отвлечь, — так она моей бабушке объяснила. Уж против собаки Алёна не устоит. Будет теперь на даче сидеть как пришитая, со щенком. А про своих мокрых жаб и думать забудет. Тем более этот щенок — чистокровный пудель. Посмотрите, какие уши! А цвет? «Да, белый, — говорит моя бабушка. — Не очень практичный. Очень маркий! Мыть надо чаще». Но Прасковья Гавриловна даже обиделась. Как моя бабушка не видит? Этот щенок не белый! Он палевый! Вон как розовым отливает. Такой редкий цвет! «Гм, — говорит моя бабушка. — Действительно, чем-то таким отливает…»

А щенок молока из блюдечка лакнул и вдруг… на пол брык! Дёрнулся и глаза закатил. Прасковья Гавриловна на корточки села, щенка тихонько похлопывает по щекам. «Ничего, — говорит, — ничего. Это с нами бывает. Мы сейчас очнёмся». Щенок полежал, полежал — как вздохнёт! Ушами тряхнул и очнулся. Встал. Шатается на своих породистых ногах. «Припадочный, что ли?» — удивилась моя бабушка. Нет, он не припадочный. Просто у него волчья пасть — такая болезнь. Только поэтому Прасковье Гавриловне щенка и удалось получить. Он чистокровный пудель! У него дедушка — медалист, отец — медалист и вообще все предки в специальную собачью книгу записаны.