ИОСИФ ЛИКСТАНОВ - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф]

После ремонта помолодевший корабль рвался вперёд. Можно было подумать, что его узкий корпус вот-вот выскользнет из-под ног, — таким стремительным был ход. И эта быстрота, эта стремительность волновали, радовали боцмана.

Щербак плавал на «Быстром» без году неделю. Недавно перевёлся он на Балтику с Черноморья вместе со своим командиром Воробьёвым, но уже успел полюбить новую коробочку, как он про себя называл миноносец, уже чувствовал себя родным на его палубе и душу готов был отдать за этот корабль. Хороша коробочка, и хорошая штука море, особенно если человек покидает берег с лёгкой душой, унося воспоминание об улыбке карих глаз.

С мостика, не держась за поручни крутого трапа, спустился командир эсминца Воробьёв и, поравнявшись с Алексеем Ивановичем, сказал со скрытой радостью:

— Хорошо идём, товарищ боцман?

— Вполне удовлетворительно, товарищ командир! Можно сказать: замечательный корабль!

— Не так щедро, не так щедро, товарищ боцман! — остановил его командир. — Хвалить корабль можно только после выхода… А чем кончился ваш таинственный поход на берег? Всё благополучно?

— Так точно, — ответил боцман, отводя глаза в сторону. — Разрешите, товарищ командир, обратиться с просьбой?..

— Личной? — спросил Воробьёв и остановился.

— Так точно!

У Воробьёва была особая манера слушать и отвечать. Слушая, он немного выдвигал голову вперёд, а выслушав, продолжал внимательно смотреть в глаза собеседнику своими упорными, чересчур светлыми глазами. Сейчас, заинтересованный, он ответил быстро:

— Жду к себе через десять минут.

— Есть через десять минут!

Командир шёл по верхней палубе, празднично настроенный, влюблённый даже в этот серый день, в эту волну, которая казалась бесцветной после синей и тяжёлой волны Чёрного моря. За время ремонта он несколько раз ходил пассажиром на миноносцах, зачитывался лоциями, [48] Лоция — часть науки о вождении кораблей, занимающаяся подробным описанием морей и океанов и помогающая избрать наиболее правильный курс и совершить безопасное плавание в кратчайший срок. вглядывался в Балтийское море, такое непривычное, такое непохожее на Чёрное и в то же время дорогое своей героической историей. А теперь вот оно, славное море, в каждой волне которого горит капля горячей русской крови, пролитой в боях за Балтику!

Впервые Воробьёв шёл далеко в море на своём миноносце, и этот миноносец должен был служить не хуже красавца эсминца на Чёрном море. Нет-нет, во всяком случае не хуже! Машины, как он был в этом уверен, не откажут, хотя в штабе кое-кто утверждал, что Воробьёв слишком торопил ремонтные работы. Люди?.. Команда на эсминце дружная, умелая. Всё идёт ладно, и обидно только то, что штаб продолжает держать эсминец на положении ремонтируемого корабля. Назначили «Быстрому» дополнительное испытание — большую пробежку в одиночку до Гогланда.

Утром, когда Воробьёв ждал ответа на свой запрос о месте встречи с действующими силами, была получена от штаба радиограмма о каком-то профессоре Щепочкине.

Воробьёв задержался возле комендоров, проверявших материальную часть орудия, дал несколько указаний и отправился к себе по другому борту миноносца, провожаемый взглядами краснофлотцев.

— Сутулится он, что ли? — сказал один из них.

— Высокий больно, вот и кажется, что сутулится.

— Вчера видел, как он нашим гиревикам работу со штангой показывал! Силища!

— Говорят, в гражданскую войну от наркома часы за храбрость получил.

— А чего ж… Видать, человек крепкий.

Краснофлотцы всё ещё присматривались к новому командиру и каждый раз открывали в нём новые достоинства. Им нравилось в нём всё: то, что он всегда спокоен, ко всем одинаково внимателен, всё понимает с полуслова, но слушает до конца и при случае может нагнать холодка.

Командир остановился возле камбуза и глубоко втянул воздух. Пахло заманчиво. У плиты, помешивая в кастрюле, стоял величественный, почти грозный, лучший кулинар флота Иона Осипыч Костин. Он читал своему бывшему ученику — молодому коку — лекцию об искусстве варить флотский борщ и строго критиковал чрезмерное пристрастие некоторых коков к лавровому листу и перцу. Увидев командира, он оборвал нотацию на полуслове и отдал честь.

— Как дела, товарищ кок?

— Передаю опыт, товарищ командир.

— Очень хорошо! Желаю полного успеха.

Командир хотел продолжать путь, как вдруг Костин, почти неожиданно для себя, решился заговорить о деле, которое ему самому казалось невыполнимым.