Ирина Щеглова - Танец солнечной феи

Последним уроком должна была быть литература. То есть смыться никак невозможно. Печатная Машинка просто не выпустит их из кабинета. Макс даже хотел удрать с уроков, чтоб не оставаться на злосчастный диктант. Он попытался уговорить друзей, чтоб те его прикрыли в случай чего. Но и тут ему не повезло. Дашка вцепилась в Андрея и всеми правдами и неправдами уговорила с достоинством принять наказание. Она и Егора застыдила, назвав легкомысленным и безалаберным человеком. Таким образом, Макс остался в одиночестве. И, хотя Дашкины аргументы на него не действовали, к мнению друзей он вынужден был прислушаться.

Егор заявил, что он не ребенок и вполне способен отвечать за свои поступки. Андрей же пробурчал что-то типа: «А че, если надо, так надо...».

Злой на друзей Макс оставшиеся уроки подбрасывал ручку и учил одноклассников играть в «пипидон». Игра распространялась по классу со скоростью морового поветрия, даже девчонки подключились. Особенно ловко получалось у Янки Рыбиной.

Во время уроков то и дело раздавались возгласы «пипидон!». Учителя вздрагивали, делали замечания, даже ставили двойки. Но игра продолжалась. Наташа Войтко не выдержала и заявила, что в бермудском треугольнике исчезают последние надежды класса.

Наконец ребята переместились в кабинет русского языка и литературы. Здесь их поджидала новость.

Вместо русички Натальи Николаевны в кабинет вошли завуч и молоденькая незнакомая девушка. Завуч была настроена весьма благодушно. Она милостиво оглядела класс, разрешила сесть и представила незнакомку:

– Ребята, я хочу представить вам Марию Владимировну, – медоточиво улыбаясь, сообщила Хавроша.

Девушка слегка поклонилась и тоже улыбнулась. Класс застыл. «Хороша Маша...» – донеслось с задних рядов. «Да не наша...» – подхватил кто-то из парней.

Хавроша погрозила пальцем:

– Прекратите паясничать! – И продолжила: – Мария Владимировна будет вести у вас русский язык и литературу до тех пор, пока не вернется Наталья Николаевна.

Она повернулась к девушке:

– Ну вот, приступайте, и построже с ними! Если что, обращайтесь прямо ко мне.

– Спасибо, – поблагодарила Мария Владимировна.

Хавроша с достоинством удалилась.

Класс с интересом уставился на молоденькую учительницу. По виду ей можно было дать не больше двадцати. Она казалась совсем юной: невысокая, пухленькая, со светлыми вьющимися волосами и огромными серыми глазищами. Когда она улыбалась, на ее щеках играли милые ямочки. И вообще, она выглядела милой и очень хорошенькой. Даже строгий серый костюм не портил ее. Парни заметно притихли, девчонки напряглись. А Мария Владимировна еще раз поздоровалась и предложила поговорить о преемственности в русской поэзии. Видя, что ее предложение не вызвало энтузиазма, учительница спросила:

– А знаете ли вы, что Маяковский считал Пушкина «своим»?

– Да ну, – высказался кто-то, – взвейтесь, развейтесь... При чем тут Пушкин?

Мария Владимировна усмехнулась и продекламировала: «Ваш муж дурак и сивый мерин, будьте обязательно моя!»

– Так Маяковский перефразировал пушкинские строки. Узнаете? – спросила она.

Ребята неуверенно засмеялись.

– Ребята, а вы Пушкина читали? – поинтересовалась она.

– У Лукоморья дуб зеленый, – выкрикнул Егор.

– Погиб поэт, невольник чести, – дополнил Андрей. Тут даже учительница не выдержала и рассмеялась.

– Это Лермонтов, – поправила она, – а самое знаменитое произведение Пушкина? «Евгений Онегин» читали?

– Чита-али, – протянул Женька Огейкин.

– И как тебе? – живо переспросила учительница.

– Да ну, скукотища, – ответил Огейкин.

– Ага, читал! В кратком пересказе! – съязвила Войтко. – Тоже мне! Огейкин-Онегин!

– Круто! – тут же вставил Макс. – У нас теперь свой Онегин!

Огейкин покраснел. Он знал, кличка теперь приклеится намертво.

– Неужели так уж скучно? – неожиданно сильный голос Марии Владимировны перекрыл шум класса. – А про ножки?

– Чего? – не понял Макс.

– Какие ножки? – спохватился Гречихин. – В смысле, чьи?

И тут Мария Владимировна еще раз удивила класс, она задорно улыбнулась и без всякой книжки, прямо так, по памяти начала декламировать: