Юлия Кузнецова - Первая работа. Испания

— Мы тут последнюю неделю, Марина. Другого шанса не будет!

— У меня тоже не будет другого шанса закадрить нормального испанца, — сообщила она. — И вспомни, из-за кого я лишилась возможности выйти замуж за Рикардо!

Она улетела, яркая тропическая бабочка в красном платье с чёрными крапинками… Хотя по сути Марина была не бабочкой, а самым что ни на есть дементором из «Гарри Поттера». Ловко высасывала всю радость.

Так и оставила меня на кухне с грязной тарелкой из-под супа из (бр-р-р!) бычьих хвостов. Мне даже расхотелось радоваться сну на испанском. А уж какой глупой и бестолковой казалась покупка разноцветных палочек…

Охваченная обидой и недовольством, я отправилась в свою комнату. Там вытащила из рюкзака тетрадку и быстро настрочила текст для сценки. Вообразила, что выговариваю Марине всё, что о ней думаю! И всё это записала. Некоторые слова пришлось уточнить в словаре. Например, «ты потеряла совесть» и «нельзя игнорировать других людей». Когда я закончила писать, мне стало легче. Как в тот раз, когда я записала всё, что высказала мне сеньора Рибаль. Удивительным образом писательство облегчало сознание. Может, так и пишут книги? Рассказывают о наболевшем?

Но даже если так, мне никогда не хватит смелости прочесть это вслух. Я не осмелюсь даже показать свой монолог Марине, зная, в какую ярость она придёт. А может, осыплет меня градом таких колючих насмешек, что потом никакой тетрадки не хватит всё записать…

Расстроенная, я некоторое время любовалась закатом. Потом вернулась на кухню — мыть тарелку из-под супа. Пробовала уговорить себя, что суп-то был вкусный, ну и что, что из хвостов. Но Маринина гримаска отвращения перекрывала всё. Я поставила кастрюлю супа в холодильник и отправилась спать.

Разбудил меня ночью телефонный звонок. За окном — тёмно-фиолетовое небо, густо усыпанное золотыми звёздами. Я потрясла головой, пытаясь стряхнуть остатки сна. Телефон настойчиво гудел. Марина! Звонит через вотсап. Хоть на этом спасибо, не тратит мои деньги. Что ей может быть нужно от меня в три часа ночи?!

— Маша…

Я мигом просыпаюсь. У Марины еле ворочается язык.

— Что с тобой? Ты где?

— Маша… Я… не… знаю. Я тут… Где-то. Мне плохо. Забери меня отсюда… Пожа…

Связь оборвалась. Но я перезвонила.

Город охватила жара. Странно: днём совсем не чувствовалось такой духоты. А в три часа город затемпературил, захворал… Он с трудом дышал, и сквозь жаркое дыхание люди двигались ещё оживлённее, разговаривали ещё громче, автомобильные гудки звучали резче, а музыка из окон баров и ресторанов гремела сильнее, чем обычно.

«Ты как?» — спросила я, приложив прохладную ладонь к коре платана.

Город не ответил, развернулся на другой бок, погасил фонари на нашей улице.

«Помоги найти Марину, — попросила я, — пожалуйста».

Трудно помогать, когда болеешь сам. Но город был не из тех, кто бросает в беде…

Он повёл меня сначала широкими проспектами и платановыми аллеями, потом узкими улочками и мощёными мостовыми. Чем ближе к центру, тем больше становилось «вавилонцев». Это я так мысленно прозвала тех, кто бродит в ночи. Ну а чем не вавилонцы? Говорят на разных языках, перекрикивая друг друга. А главное, торчат тут посреди ночи, будто и вправду заняты делом, строят свою бестолковую башню. Лучше бы шли домой — спать, спать, спать…

Я ёжилась от озноба, который вдруг прихватил меня на жаре, и сторонилась весёлых окриков и приглашений. Старалась слиться с кирпично-коралловыми шершавыми стенами города. И здорово злилась на Марину.

Почему, почему я тащусь за ней в ночи? Кто меня гонит? Кто я ей? Сестра? Дочка? Разве я обязана её сторожить?

Во рту пересохло, страшно хотелось пить. Я сунула руку в карман шортов, нащупала какую-то мелочь. Евро, максимум — два. Но где, где купить воды? Супермаркеты закрыты. Не в баре же. Там дорого…

Наконец я добрела до клуба, который мне описала парой слов Марина, когда я ей перезвонила. Назывался он «La Fruta», то есть «Фрукт».

«Спасибо», — прошептала я тихо городу, и он откатился, тяжело переваливаясь, куда-то в сторону моря, дохнув на меня на прощанье смесью духов, сигарет и жареного мяса.

Вход в клуб был оформлен в виде разрезанного яблока. Я никак не могла отделаться от библейских ассоциаций, которые начали преследовать меня уже на улице: Ева, яблоко, искушение. А может, название намекало, что тут зажигают те ещё… фрукты. Не знаю.

На входе стоял охранник. Я сжалась, уверенная, что не пройду фейсконтроль, но он только скользнул по мне взглядом и отвернулся к двум темнокожим девчонкам, которые что-то весело рассказывали ему.