Михаил Водопьянов - В дни войны [Рассказы]

Не было видно ничего сквозь густую пелену снега. Степанов старался не упустить из виду хвост гурьевской машины. Они попали в густую тучу и круто взмыли вверх. Окутанный туманом со всех сторон, Степанов перестал ощущать направление и только по альтиметру видел, что поднимается. Но вот туман поредел, и истребители выскочили из облаков. Навстречу им засияло солнце. Степанов облегчённо вздохнул, увидев перед собой гурьевскую «тройку», и тут же заметил, как прямо на них, чуть ниже, двигаются вражеские машины. Они плыли тесным строем — углом — вперёд. Их было много. Степанов насчитал до десятка машин, а потом сбился со счёта. А с боков шныряли «фокке-вульфы».

«Что сейчас сделает Гурьев — свернёт или проскочит над ними?» — не успел подумать Степанов, как его ведущий врезался в клин вражеских машин. Строй их мгновенно рассыпался, смешался. Гитлеровские лётчики были, должно быть, поражены такой неслыханной дерзостью. Несколько вражеских самолётов повернули обратно, другие бросились вниз в спасительную тучу.

Степанов, проскакивая среди вражеских самолётов, стрелял почти наугад. Машин так много, что всё равно в какую-нибудь попадёшь. В него тоже стреляли, он видел тускло мелькающие огоньки трассирующих пуль, но не обращал на них внимания.

Мельком глянув в разрыв облаков, Степанов увидел пылавший бомбардировщик, который, переворачиваясь, падал вниз.

Гурьева он ни на секунду не терял из виду и всё время боя «висел на его хвосте», защищая друга… Небо быстро пустело. Только три немецких истребителя кружились вокруг Гурьева. Степанов нырнул под один из них, сделал «горку» и полоснул по брюху очередью. «Фокке-вульф» шарахнулся в сторону и исчез. Другая вражеская машина, сражённая Гурьевым, плыла внизу, в степи. Лётчик третьего «фокке-вульфа» был опытен и напорист. Он нападал на Гурьева, отскакивал и вновь нападал. Лишь когда гитлеровец заметил Степанова, он решил уйти. Но это ему не удалось. Степанов стремительно бросился вдогонку.

Но почему Гурьев так странно ведёт себя? «Тройка» то скользит на крыло, то переходит в штопор, то падает почти в отвесном пике.

«Ваня ранен, он теряет управление. Почему же он не прыгает?» — мучительно думал Степанов, яростно бросаясь в атаку на уходившую вражескую машину. Он поймал её в прицел и резанул сбоку очередью. «Фокке-вульф» перевернулся через крыло и неторопливо нырнул в степь.

Почти одновременно Гурьев вышел из пике и с глубокого виража врезался в землю.

«Погиб, погиб старый и верный друг!» Он ничем не может помочь ему, как это обидно и горько! Степанов снизился и бреющим полётом прошёл над местом падения гурьевского «ястребка», но ничего не мог различить: опять пошёл снег. На последних каплях горючего он дотянул до своего аэродрома. Там его ждали.

Бортмеханики Василий Дмитриевич Лаврентьев — «хозяин» гурьевской «тройки» — и молодой сержант, недавно ставший обслуживать машину Степанова, ожидали на аэродроме «своих», чтобы принять самолёты. Бортмеханики на полевом аэродроме были неутомимыми тружениками. Когда они отдыхали — неизвестно. Почти каждую ночь, на морозе, они возились около самолётов, ремонтируя моторы, заделывая пробоины от пуль в плоскостях и в фюзеляже. А к рассвету обычно истребители стояли в полной боевой готовности. Баки были заправлены горючим, пулемёты заряжены, все приборы проверены. Недаром техников звали «хозяевами самолётов». Они знали, что малейший их недосмотр, самая крошечная недоделка могут привести к несчастью в воздухе, и техники без устали трудились под назойливым осенним дождём или на студёном зимнем ветру. Их лица были обветрены, руки в трещинах от бензина и от жгучих прикосновений к ледяному металлу. Утро заставало их всегда у самолётов, в ожидании сигнала к вылету.

Когда Степанов вышел из кабины и, сдёрнув шлем с головы, подставил разгорячённое лицо ветру, все поняли, что случилось.

Лётчик обнял Лаврентьева.

— Не уберёг… сбили, проклятые…

У старого техника по коричневому морщинистому лицу скатилась слеза и повисла сверкающей капелькой на седеющих усах…

…Вечером в землянку зашёл командир эскадрильи. Степанов, лежавший ничком на койке, вскочил на ноги.

— Мы пришли вас поздравить, — сказал командир, протягивая белый листок, — от всей души поздравить. Только что получена телеграмма, ваша жена родила сына.

— Спасибо, — тихо ответил лётчик. — Большое спасибо. Вот какой сегодня день — друга потерял, сына нашёл. Я обязательно назову его Иваном…