Михаил Логинов - Ключ от города Антоновска

Несколько секунд все молчали. За это время стало ясно, что дождь идет на убыль.

– А с этим что делать? – спросил Витька. – В полицию сдать?

– Надо бы, – кивнул Лешка. – Только будут и к нам вопросы. Что мы здесь делаем в недетское время.

Заиграл Викин мобильник. Она ткнула кнопку, отошла на три шага, встала на одну ногу, как цапля, чтобы не попасть в лужу.

– Папа, не бойся, все в порядке. Мы тут гуляем, дышим свежим воздухом, пока есть чем дышать. Чего не отвечала? Ой, извини, не слышала. Ладно, подъезжай. – Взглянула на телефон: – Четыре пропущенных. Может, у папы спросим, что с этим делать?

– Колян, а ты сам где живешь? – спросил Сашка.

– Здесь, почти рядом, на углу Заводской и Проезжей.

– Молодчина! – откликнулась Вика. – Твою улицу даже не переселяют. Будешь жить рядом с мусоросжигательным заводом и дышать полной грудью.

– Отдайте рюкзак, – потребовал Коля. Так решительно, что даже Аня не запротестовала, когда он протянул руку. Надевать рюкзак не стал. Раскрыл, вынул запас табличек. И поочередно переломал об колено. Затем свалил обе стопки в бетонную мусорку. – Можете меня хоть сдавать, хоть бить. Но я из темы вышел, – глухо проговорил он.

Друзья переглянулись.

– Иди, – подтолкнула его в спину Аня.

Колька подхватил опустошенный рюкзак и оставил друзей одних.

– Вичка, – после недолгого молчания начал Сашка, – ты верила, что если клад настоящий, в смысле богатый, можно будет не строить завод?

– Да. Какая же я дура!.. – вдруг всхлипнула Вика. – Ребята, давайте я с вами попрощаюсь.

– Почему? Папа подъехал?

– Да разве непонятно?! – крикнула Вика, как кричат люди, старающиеся сдержать слезы. – Ведь это же все из-за моего папы. Как мы сможем дружить после этого? Как?!

Сашка подошел, встал рядом с Викой. Протянул руку. Аня положила свою ладонь на Сашкину, Лешка – поверх Анькиной, Витька – сверху Лешкиной.

Перед Викой были четыре руки. Она несмело протянула свою, положила сверху.

– Конечно, не сможем, – грубовато сказала Аня. – Вот сейчас Юрий Андреевич подъедет, увидит ревушку-коровушку и запретит ей с нами дружить.

– Кто ляпнет, что Вика виновата, что у нее папа что-то не то сделал, – дрожащим голосом произнес Витька, – тот…

– Получит от Витьки молотком, стамеской, отверткой, тисками и токарным станком, – закончила Аня. – Я и от себя добавлю.

Ребята рассмеялись. Один Витька смотрел сердито.

Остановку осветили фары: подъехал Викин папа.

– Вместе мы победим! – сказала Аня, и руки разжались.

Юрий Андреевич вышел из машины. Глядел он строго, но при этом немного виновато – помнил вчерашний разговор. Да еще, наверное, догадался, о чем говорили друзья.

– Папочка, все в порядке, – успокоила его Вика и подскочила к нему: – Ты развезешь ребят, ладно?

– Ладно, – вздохнул папа, – полезай в салон, мокрая команда!

Оказывается, в древности у города Антоновска были крепостные стены. Или это был не Антоновск.

Скорее всего, да. Не Антоновск, а Нерчинск – город, незнакомый Сашке. А может, он и не Сашка Дроздов, а тринадцатилетний воевода Иван Николаев?

В любом случае он стоял на стене и глядел на огромную вражескую армию, подступившую к городу.

Кто это? Может, непокорные бурятские племена, а может, воины богдойского императора – китайцы.

Самое обидное, что еще вчера прибыл гонец из столицы. Молодой царь Петр Алексеевич повелел воеводе отбыть из Нерчинска в Москву. Значит, надо сдавать дела и ехать.

Но как ехать? Надо защищать город. Или сражаться, или, может быть, договориться с вражеским командующим, только так, чтобы «порухи государевой чести не было». Он ведь и полководец, и дипломат. И в любом случае защищать город ему.

Во вражеском войске затрубили рога. Трубили они снова и снова. «Как им не надоест?» – подумал Сашка… и проснулся.

Призывный рев военной трубы не смолкал. Трубил Сашкин мобильник. Недавно он поставил себе такую же мелодию, как и Аня, – кавалерийский рожок. Вот мобильник и звал в седло.

Сон оказался вещим. Звонила мама. Сначала слегка поругала. Оказалось, что Наталья Александровна вчера ей позвонила, спросила, бывает ли, что дома, в Москве, ее внук приходит так поздно. Сашка извинялся, зевал в трубку, говорил, что случай был единственный и конечно же неповторимый.