Валерий Клячин - Страшная тайна братьев Кораблевых

– А они? – Иван даже резко встал со стула и подошел к окну, стал вглядываться в наступившую ночную темноту за ним. – Они-то что решили?

– Похоже, еще ничего не решили… – Дед Степан подошел к Ивану и заговорил шепотом: – Я ведь, Ваня, не боюсь, что они согласятся в этом деле участвовать, и… Как там говорят? Встанут на преступный путь. Я боюсь, что они сами надумают этого Носа обезвредить. Саша сразу заявил, что их не деньги большие интересуют, а… Таинственность! Поэтому я и позвал тебя, а не к участковому пошел.

– Понятно, – задумчиво произнес Иван. – Это ты правильно сделал, дед. Я сегодня же с ними поговорю. Расколю как миленьких! Заигрались парни! Я предчувствовал, что они доиграются!.. Ну ничего! Пришла пора с этим заканчивать… Самое время тайны эти выводить на чистую воду!..

В волнении Иван вновь присел к столу и набросился на рыбу так, словно неделю ничего не ел.

– Дурак! – забыв про осторожность, воскликнул старик. – Дурак ты, Ваня! Потому что, во-первых, сомневаюсь я, что ты их расколешь; во-вторых, предашь меня, старого разведчика; а в третьих… А в-третьих, Ваня, я еще не сказал тебе о том, что Нос этот им пригрозил: если кто-нибудь узнает, он их утопит. «И Иван вам не поможет», – сказал. То есть это Коля поведал брату про его угрозу…

Иван растерялся. Конечно, не обидное слово «дурак» вызвало его растерянность – только теперь до него дошло, какая беда нависла над братьями. И впервые в жизни он не знал, что делать, чтобы защитить от нее своих младших.

Нос появился на озере недавно, всего лишь год назад, но молва о нем сразу же пошла нехорошая. Откуда он взялся, где был до того, как стал на турбазе главным охранником, никто точно не знал. Однако с первого взгляда на него нетрудно было догадаться, что не школьным учителем работал, и не коров пас у какого-нибудь фермера, и даже не Чеченскую войну прошел, а был самым настоящим бандитом, или, как говорили в Архарове, «уркой». Детина он был здоровый и мог бы без особых усилий и землю плугом пахать, и лес в одиночку валить, но Нос нашел себе теплое местечко на турбазе, где отдыхала и летом, и зимой в основном спортивная молодежь: студенты, курсанты военного училища, команды пловцов, гребцов и лыжников.

Турбаза была построена на другом берегу озера, напротив Архарова, так давно, что даже дед Степан не мог сразу вспомнить, была она тут во времена его детства или нет. А когда все же память его не подводила, говорил, что была еще и в конце девятнадцатого века, только называлась не турбазой, а барской усадьбой.

С автотрассы дорога к ней шла через Архарово, а потом почти десять километров вдоль озерного берега. Но так как озеро находилось на самом краю области, то на него приезжали отдыхающие и из соседней губернии. Для своего удобства они проложили к берегу свою дорогу вдоль полей фермера Кутасова и по большому болоту за ними. По этой дороге кое-кто из кораблёвских соседей повадился проезжать и на трассу, сокращая путь к ней чуть ли не на сотню километров.

Поговаривали в селе, что сам фермер Кутасов не просто фермер, а наследник тех самых бар, которые когда-то владели усадьбой. Якобы поэтому он даже пытался отсудить себе турбазу, но ничего у него не вышло. Впрочем, он и без усадьбы устроился на бывшей колхозной земле неплохо, давая работу многим жителям Архарова, которые любили поспорить между собой о его настоящей фамилии. Одни пытались доказать, что он вовсе не Кутасов, а Архаров, отчего и село называется Архаровом. Другие кричали, что Архаровым он быть не может по той простой причине, что само-то их село когда-то давно именовалось Кутасовом. Охрипнув, но не придя к общему мнению, спорщики шли к самому старому в селе человеку, бабке Кораблихе, однако та отсылала их с этим вопросом к деду Степану, который, увы, так и не мог вспомнить, в каком же селе был рожден.

И только местный священник, отец Максим, разрешал их спор, показывая селянам лежавшую в густой траве на церковном кладбище, обросшую мхом могильную плиту, на которой было выбито: «Здесь покоится прах боголюбивого помещика села Архарова…» Продолжения надписи разобрать не было никакой возможности, но возбужденный спором народ вдруг успокаивался. Лишь самые горячие головы с досадой пожимали плечами, думая о том, что батюшка нагнал еще большего туману на их историческое самосознание.