Светлана Лабузнова - Билет до Луны

Вовка любил возвращаться к своим родным пенатам. Он частенько убегал из детдома навещать тетку, если ему казалось, что она про него забыла. Где-то в глубине души он верил, что наступит такой день, когда тетя Ира придет и заберет его навсегда. Он делился этой мечтой со мной, рассказывая, как они с двоюродными братьями сделают плот и отправятся по реке на островок, где стоит избушка рыбаков. Но годы шли, а тетка так и не забрала Вовку, наверное, боялась, что племянник станет обузой. А может, думалось ей, что баламут Вовка плохо повлияет на ее детей. Один двоюродный брат Вовки спился и умер. Второй женился и уехал далеко, редко вспоминая мать. А Вовка не обижается на тетку, часто навещает и помогает ей.

Вовкина мать умерла шестнадцать лет назад, летом. Она была астматиком. Никто не знает, почему она не воспользовалась баллончиком. Не успела или не захотела? В воспоминаниях Вовы мама была сродни фее: красивая, добрая, умная. Она воспитывала сына одна. Об отце Вовка не сказал ни одного слова. Мать так и не рассказала ему, где живет его отец. Вова помнил цвета и фасоны всех маминых платьев. У тетки хранился семейный альбом маленькой Вовиной семьи. На всех детских додетдомовских фотографиях Вовка улыбается во весь рот. На наших общих фотографиях Владимир Михайлюк выглядел сосредоточенным, словно пытался вспомнить что-то очень важное и не мог.

— Нам надо прожить полжизни, чтобы понять, что кайф — это сама жизнь. Юр, а давай в детдоме ребятне скалодром сделаем?

Я вижу, как Вовка загорается новой идеей и лихорадочно ищет листок бумаги, чтобы набросать там подробный план тренажера.

— Давай.

Мысли кипят в этом генераторе идей. Как и что делать, понятно. Непонятно, где денег взять.

Вовку привезли к нам десятилетним мальчонкой. Щупленький, не по возрасту длинный пацаненок с густой растрепанной шевелюрой. Взгляд черных глаз никогда не задерживался ни на чем дольше двух секунд. Вовка носил очки, за что и получил прозвище Базилио, Базиль. Было у Вовки странное увлечение. Он всегда что-то коллекционировал. Всякие бесполезные, с моей точки зрения, вещицы. Это были найденные осколки битой глиняной (желательно, но не обязательно — фаянс тоже подойдет) посуды, необычные по форме камни, сучья и перья. С этой его манией тащить в группу все что ни попадя воспитатели сначала активно боролись. А потом разрешили хранить все «сокровища» в коробке в подсобке, запретив складывать что-либо из находок в тумбочку.

Поначалу Вовка складывал в ящики тумбочки еду: хлеб из столовой, булки, прямоугольники хлеба, принесенные из школы. За этот свинарник Вовке один раз досталось. Новая воспитательница потребовала все съесть или выбросить эти запасы из тумбочки. Вот тогда-то и выяснилось, зачем Вовка сушил сухари. Оказалось, он собирался в великий поход. С этим НЗ [4] H3 — неприкосновенный запас. Вовка хотел бежать. Маршрут он точно не знал. Была только цель — Китай. Этот Китай казался ему и чем-то загадочным, и чем-то очень важным, где сбудутся мечты.

В Китай он собирался с Владиком, домашним мальчишкой из его класса. Владик рос в семье с отчимом и младшей сводной сестрой, вечно плачущей. Отчим был слишком требовательным. Иногда требовательность отражалась на Владе синяками. Владислав неловко задрал школьную рубашку и показал Вовке многочисленные свежие отметины воспитания.

— За что он тебя так?

— За то, что поздно пришел домой. С сестрой не погулял, картошку на ужин не почистил. Полы не помыл.

Вовка подумал, что вина за эти отметины взрослой жестокости лежит и на нем. Ведь это он уговорил вчера Влада побродить немного по городу.

Мы любили смотреть в вечерние светящиеся окна многоэтажек и гадать, кто там живет. Мне нравились окошки лимонно-желтого цвета, а Владу — с оттенками синего.

— Смотри, видишь, голубые тени двигаются на стене — значит, телик смотрят, — мечтательно говорил Влад (дома пасынку смотреть телевизор не разрешалось).

Иногда окошки были малинового или зеленоватого цвета, это зависело от цвета люстры. У нас в детском доме цветных люстр не было. Были длинные плафоны на лампах дневного цвета. Лет до одиннадцати я никогда не был в настоящей квартире. А был ли в ней когда-нибудь Колька? Такой же отказник, как и я? Наверное, нет. Первую квартиру, где живут свободные люди, а не детдомовцы, я увидел случайно. Краешком глаза.