И только когда что-то ударило Ларика в висок и он упал, барабанные палочки сами выпали у него из рук…
Ларик уже не мог видеть, как навстречу врагу с винтовками наперевес устремились красные бойцы и как побеждённый враг бежал и со стороны леса, и со стороны города, и оттуда, где блестели тонкие линии железнодорожного полотна.
Утром в лесу снова стало тихо. Деревья, стряхивая капли влаги, поднимали к солнцу прозрачные верхушки, и только у старой ели широкие ветви лежали совсем на земле.
Бойцы принесли Ларика домой. Глаза его были закрыты.
Барабан был с ним. Только палочки остались в лесу, там, где они выпали у Ларика из рук.
И барабан повесили на стену.
Он прогудел последний раз — громко и печально, будто прощаясь со своим славным боевым товарищем.
Вот что рассказал мальчику старый боевой барабан.
Мальчик тихо слез со стула и на цыпочках вернулся в постель.
Он долго лежал с открытыми глазами, и ему казалось, будто он идёт по широкой красивой улице и крепко колотит в свой новый жёлтый барабанчик. Голос у барабанчика громкий, смелый, и они вместе поют любимую песню Ларика:
Бам-бара-бам,
Бам-бара-бам!
Впереди всех барабан,
Командир и барабанщик.
После гибели Чапаева дивизия на время отступила к городу Уральску. Но уже через месяц пошла в новое наступление, занимая аулы, станицы, укрепления. Белые поспешно отходили на юг.
Была глубокая осень. Низкие тучи нависли над степью. Шли дожди, смешанные со снегом.
Чапаева Маруся ехала впереди, в конной разведке. На несколько дней их часть остановилась в небольшом киргизском ауле. Бойцы разместились в трёх землянках, а Маруся попала в дом богатого киргиза. У него был полон двор коней, верблюдов, овец. С первого же дня Маруся приметила во дворе мальчонку лет одиннадцати. Работал он не по силам: таскал на себе огромные вязанки хвороста, убирал за всем скотом, носил воду. От соседей Маруся узнала, что мальчик не родной богатому киргизу, а купленный у бедняков родителей.
— Как это — купленный? — не поняла Маруся.
Она представить себе не могла, что можно купить человека, живого человека!
Но ей объяснили — есть такой обычай в этой стороне: хозяин считает, что выгоднее купить работника, чем брать его на время.
Однажды вечером бойцы собрались у костра. Сначала шли разговоры о погибшем недавно геройском командире товарище Чапаеве.
— А помните, хлопцы, его любимую песню? — вдруг спросил молодой чапаевец Лёша Новиков. И запел…
Пел он простую и грустную песню о чёрном вороне. Голос его, мягкий и чистый, то, забираясь на самые высокие ноты, звенел и далеко разносился в ночной степи, то замирал и становился чуть слышным.
Сначала его слушали молча, устремив глаза на яркое пламя костра. Но вот неуверенно один за другим бойцы стали подтягивать, и песня широко разлилась, подхваченная всеми.
Пламя костра падало, и Маруся, поднявшись, подошла к плетню, возле которого был свален хворост.
И тут она увидела того самого купленного мальчика.
Он стоял, прижавшись к плетню, маленький, незаметный, в грязных лохмотьях. Он слушал песню.
Заметив Марусю, мальчик испугался, кинулся было бежать. Но Маруся успела схватить его за руку.
— Ну чего ты испугался? Ну чего, дурачок? — спросила она и ласково погладила жёсткие волосы. — Иди посиди с нами. Песни послушаешь, покормим тебя… — И она слегка подтолкнула мальчика к огню.
С этого дня началась необыкновенная дружба между бойцами-чапаевцами и киргизским мальчиком.
По вечерам, закончив свою тяжёлую работу, мальчик прибегал к бойцам и на ломаном русском языке просил, чтобы ему разрешили что-либо сделать. И он был счастлив, если ему позволяли почистить или напоить коня. Ему казалось, что только работой он может выразить свою преданность и свою любовь.
Через неделю отряд тронулся дальше. Командир Тимофеев отдал команду: «По коням!» — и бойцы выехали из аула.
И вдруг за околицей, наперерез отряду, чуть ли не под ноги коням, кинулась знакомая фигурка в лохмотьях. Всадники остановились, а мальчик, уцепившись за стремя командира, стал о чём-то жалобно просить.
«Хочет, чтобы с собой взяли», — подумала Маруся и остановилась рядом с командиром.
— Товарищ Тимофеев, — обратилась она к нему, — возьмём хлопчика. Пропадёт он здесь, а мы человека вырастим.
Но командир наотрез отказался:
— Нельзя. Ещё подстрелят где, тогда отвечай. Не имеем права.
Читать дальше