— Вообще никогда?
Руслан перевернулся на бок, посмотрел на Лизу. Она сделала вид, что не замечает этого взгляда сверху, смотрела на кроны деревьев.
— Да! А еще я пью чай без сахара, сплю без подушки и чищу зубы холодной водой!
— Э-э-э-э-э-э… Ты вообще с нашей планеты?
И Лиза не выдержала, фыркнула.
— Да просто мы все время сюда ездим. Каждый год. Я бы хотела на море, но как-то все… не знаю, даже не думали об этом. В деревню, и всё.
Руслан опять лег на живот. Вот это да. Человек дожил до четырнадцати лет и ни разу не видел моря. Одуреть. Каждое лето — в одну и ту же деревню. С ума сойти. Он бы рехнулся. Быстро прикинул в уме: он был на пяти морях. Он может их коллекционировать. Черное, Средиземное (чаще всего, четыре раза, в разных странах), Эгейское, Красное, Мертвое…
— Неужели даже не хочется?
Он никак не мог этого понять. Ведь мир — он такой огромный! Необъятный! Столько мест, людей, обычаев разных, языков, блюд, столько улиц! Ведь в разных городах даже камни, из которых строят дома, — разные.
А они из года в год ездят в одну и ту же деревню!
— Ну, нас ведь много… знаешь, сколько денег на пятерых надо, чтобы на море отдохнуть?
Руслан промолчал. Ну да, он никогда не задумывался об этом. Они по два раза в год ездят отдыхать, всю Европу объехали и не только. Деньги заработать всегда можно. Так ему кажется. И правда, зачем тогда рожать много детей, если не можешь обеспечить им достойную жизнь? Руслан поморщился, понял, что это не его мысль, что так говорит кто-то… кажется, Алина.
— Но на самом деле, знаешь, я думаю, что мама просто очень сильно скучает, — сказала Лиза. — Ну, по всем своим, по родителям, по братьям-сестрам, по всем. Я тоже скучаю. Я вроде и хочу поехать в другое место, а как представлю, что пропущу все, что здесь произойдет за лето… Нет, мне, пожалуйста, в деревню! — Лиза засмеялась, перевернулась на живот, уткнулась подбородком в сцепленные ладони.
— Слушай… ну, а вот правда… что у вас тут происходит? Каждый день из года в год? Чем вы занимаетесь?
Что-то такое было в его голосе, что Лиза посмотрела на него, прямо в глаза. Она вдруг почувствовала, что он спрашивает о чем-то очень важном для себя. Она растерялась. И правда: что происходит? Вроде бы и ничего. Просто жизнь. Если рассказывать — ужасно скучно будет. Но Лиза все-таки попробовала.
— Ну… мы с утра помогаем бабушке. В огороде или на кухне.
— Трудотерапия, ага.
— Ну да, наверное. Иногда ужасно достает. Но иногда даже весело. Бабушка всегда работу найдет, а уж дед! Это вообще! Но иногда удается сбежать, особенно когда дядя Гриша приезжает. Он знаешь какой, с ним со смеху помрешь! Реально, он такие шутки шутит, что у нас у всех челюсти от смеха болят… Но они не здесь живут, приезжают ненадолго, на недели две, ну, может, три…
Лиза говорила, говорила: про своего дядю Гришу, про целую армию малышей, которых надо кормить, укладывать на сончас и водить на речку, про то, как справляли день рождения Марьяшки и какой сад у дяди Володи. Про то, как каждый год они с девчонками организуют тематические вечеринки: в том году была гавайская, а в этом будет итальянская.
— Будем печь пиццу и все такое… Я бы тебя пригласила, но это только для девочек. Причем для всех: от бабушки Наты до Марьяшки! И все в костюмах должны быть и участвовать в конкурсах!
Руслан уже не слушал, только смотрел на нее: смотрел, как разгораются ее глаза, как прыгают кудряшки, маленькие пружинки, как летают длинные руки, загорелые, с тонкими пальцами. Руслан вдруг подумал, что здорово было бы ехать вот так, вокруг света, и смотреть, как болтает всякую ерунду Лиза. Словам ее он не очень верил. Ничего такого не происходило у них в деревне, чтобы променять все страны мира на ежегодную поездку сюда. Но смотреть на нее было здорово.
Внезапно Лиза замолчала, будто оборвала себя на полуслове. Помолчала, потом спросила, не глядя на Руслана:
— Чего ты боишься? Ну, чтобы вот больше всего?
— Не знаю… ничего.
— Прямо ничего? А я… знаешь, я больше всего на свете боюсь вот этой минуты, даже секунды вот этой, когда раз — и все, и нет человека. Вот только что был — и нету.
Она говорила так торопливо, что Рус сразу понял: она спросила только для того, чтобы выговориться самой. Что это давнее и сокровенное, такое, чем не со всяким поделишься. И он спросил:
— Как на реке тогда?
— Как на реке, да. Или иногда авария. Папа на машине ездит на работу, и я каждый раз боюсь. Или еще когда Дёма был маленький, я прямо до ужаса боялась, что вот я с ним гуляю, а он упадет и головой об камень. И насмерть. И как я маме скажу? И как вообще я буду жить? И что вот он, живой и теплый, маленький, потешный такой, и — бац, один миг, секундочка, и его нет. И никак, совсем никак, понимаешь, не исправить ничего. Ужасно, да? А ты? Не думал о таком никогда?
Читать дальше