Тамара Михеева - Островитяне

Я подумал, что у Оли тоже есть свой остров — книги, много-много книг. Она тоже одна на своем острове, но ей, похоже, не скучно. Может, острова для того и нужны? А какой остров у Вадима? Я не знаю. Он сам как остров. Хорошо охраняемый рифами молчания, скалами интеллекта и бастионами холодной вежливости. Иногда и хочется подойти поближе, но сплошные мели и рифы. Я и не подхожу, смотрю издалека. Жду, когда он сам позовет.

Мне было интересно лежать в темноте, разглядывать потолок и думать, что все мы — островитяне. У каждого — свой остров. С неповторимыми очертаниями берегов, цветом прибрежной воды, особенным воздухом. Разные деревья растут на наших островах, разные птицы живут и звери. У Оли — суровый северный остров. Камни, вереск, продуманные выстроенные фразы. Лето короткое и ласковое, как редкая улыбка. Все мы — острова.

Какой-то бред лезет мне в голову. Я вскочил и вышел в сад. У Сидоровых снова захохотали, и я различил вдруг голос Лизы, как она что-то рассказывает, а все смеются. Над ней? У меня почему-то вспыхнули щеки, кровь прилила к голове, будто это смеялись надо мной.

У нас не принято. Совсем не принято смеяться друг над другом. Если попытаться объяснить нашу семью одним словом, я бы выбрал слово «уважение». Мы уважаем интересы друг друга, личное пространство и личные секреты. Бывают, конечно, редкие исключения, вроде моей ссылки сюда или велосипеда. Как-то в детстве я пытался вести дневник, около года что-то записывал туда, чушь, наверное, какую-нибудь, я его сжег на даче потом. Так вот, я никогда его не прятал, потому что мне даже в голову не могло прийти, что кто-то сунет нос в мои тетради! А потом в какой-то книжке прочитал, что у девчонки личный дневник прочитали. И что, мол, надо было прятать. Дебилизм такой! Это же мой дневник! Мои родители ни за что бы не сунули в него нос. Как никогда и ни при каких обстоятельствах они не заходят в мою комнату, не постучав! Поэтому я, например, никогда не боюсь говорить вслух о своих желаниях родителям, не боюсь, что они посмеются или отмахнутся. Папа говорит, что уважение к желаниям другого человека лежит в основе гуманистического общества. Я только недавно начал понимать, что это значит вообще. Даже сочинение по обществознанию на «пять» написал на эту тему. Аннушка прямо чуть не расплакалась от восторга, готова была вслух зачитать, но я не позволил.

А отдать мой велосипед соседям без моего согласия? Где тут уважение?

У Сидоровых в саду устроена песочница, сейчас там штук пять мелких копошилось. Я нашел глазами Лизиного брата, того, с реки. Как уж его зовут? Вот ведь, забыл…

— Эй!

Он вскинул глаза, улыбнулся и сразу подбежал, будто только затем тут и сидел.

— Привет!

— Привет. Можешь Лизу позвать?

Он кивнул и как заорет:

— Ли-и-и-и-и! Тебя зову-у-у-у-ут!

Чуть не пришиб его. Зачем орать-то? Я представил, как там у них за столом все смолкли и посмотрели на Лизу.

— Сходить не мог? — процедил я сквозь зубы.

Он безоблачно улыбнулся:

— Вон она идет!

Не знаю, может, я ее без этой подсказки и не узнал бы. Я привык видеть ее в растянутой футболке и шортах, ну, или в сарафане простом каком-нибудь. А тут она выступила из темноты сада в освещенный круг песочницы: на ней было темно-синее платье, бусы — белые горошины, туфли на высоченном каблуке. А главное — лицо. Ну, какое-то совсем другое. Не ее даже. Может свет так падал, я не знаю.

Она подошла к забору, самодовольно улыбнулась. Будто знала, зачем я ее позвал. Будто она придумала какую-то такую веревку, чтобы держать меня на привязи, и радуется теперь.

— Привет, — сказал я как можно наглее. — Велик дашь?

— Да конечно, велосипед — это предлог! Ты ему нравишься!

Мы с Машей и Янкой мыли посуду. Сегодня Марьяшке годик исполнился, у нас большой праздник был! Марьяшка ужасно хорошенькая! Я бы ее всю зацеловала! И она совсем не капризная, ко всем идет, всем улыбается!

Все-все к нам приезжали, еле поместились за столом во дворе. Только посуды теперь — гора! А мыть, конечно, нам. Мыли ее в пяти тазах. Каблуки и платье я уже сняла, но волосы еще не распустила и макияж не смыла. Поглядывала на себя в старое мутное зеркало над раковиной во дворе. Так круто, что Руслан увидел меня — вот такой!

Машка с Янкой вовсю строили теории. Я для вида сопротивлялась. Но вообще-то было приятно.

— Да ему правда захотелось покататься. Представьте, велика нет…