— Да-а?
— Ой! Вообще! Он меня на своем велике катал! И в кино когда ходили, он всегда рядом садился. Хочешь, одну вещь покажу?
Она вынула из нагрудного кармана какую-то голубую бумажку и развернула. Это была ленточка киношных билетов, штук пять или шесть, с неровно оторванным контролем.
— Вот, — благоговейно произнесла Таня. — Вот тут он сидел, а вот тут я. Рядом. Я их навсегда сохраню.
Она тяжело вздохнула, не в силах передать всю сложность своих переживаний.
— Как его зовут? — пришла я ей на помощь.
— Шурик.
— Он в каком? Тоже в седьмом?
— В том-то и дело, что в девятом.
— В де-вя-том?!
— В том-то и дело. Только — никому!
Скверик, в котором мы сидели, связывал зеленым узелком Могильцевский переулок, в котором жила Таня, и улицу Щукина, где жила я. На этот скверик нас с Таней водили гулять, когда мы еще были маленькие. Мы любили его, хотя на взгляд постороннего он невзрачен: утоптанный холмик без цветов, несколько скамеек, да в центре — песочница, мимо которой деловито шагают прохожие, срезая угол двух улиц и мешая играющим в песочнице малышам.
Мы расположились на низкой железной ограде, лицом к музыкальной школе. Сквозь открытые окна виднелись верхние половинки портретов великих композиторов и доносились звуки рояля, скрипки и тонкого, пронзительного голоса, тянувшего ноты с таким противным выражением, словно владельца этого голоса секли, а он кричал то громче, то тише, в зависимости от силы удара.
Мы болтали ногами, и прохожие, все, как один, смотрели на Таню.
Она удивительно изменилась за лето! Похудела и превратилась в стройное существо с тонкой талией, длинными ногами, продолговатым, загорелым лицом — ну просто красавица!
— А у меня... — начала я и умолкла.
Я еще не придумала, что совру, но что-то совру! Для самоутверждения. Иначе я просто умру от зависти.
— Да? У тебя тоже? — радостно изумилась Таня. — Расскажи, а? Я ведь тебе рассказала.
— Ну вот, — начала я. — Только ты тоже — никому!
— Что я — псих?
— Понимаешь, подвернула ногу. Встать не могу.
— Это где было?
— В лагере. Нас на прогулку повели, в лес. А я зашла глубоко-глубоко в чащу. Одна. Слышу — горн. Побежала, споткнулась о корень и вот лежу. И тут — он.
— Кто?..
— Солдат. Десантник. В десантных войсках служит. Я сначала испугалась, а он говорит: «Не бойтесь». Потом спросил, как меня зовут. Я говорю: «Лена». А он: «Мне очень нравится это имя».
— Они все так говорят, — заметила Таня. — Шурик тоже сказал, что ему нравится мое имя.
Так! Значит, в моем вранье есть достоверность. Но как бы не получилось слишком пресно. Не хватает действия, событий.
Я наддала драматизма:
— И тут гроза началась. Буря настоящая. Ливень так и хлестал. И вот... Это... У него плащ-палатка была, и он меня и себя накрыл плащ-палаткой.
— Сила! — сказала Таня. — А на внешность какой?
— Он такой... Высокий, сильный... Лицо загорелое, а глаза светлые-светлые. И волосы тоже светлые...
— С ума сойти! А потом?..
— Когда гроза кончилась, он поднял меня и понес.
— Обалдеть можно! — прошептала Таня. — И что?
— Про все не могу, даже тебе, — сказала я со значением.
Она ответила мне восторженно-изумленным, без теки недоверия, взглядом. Мне даже стыдно стало.
— Понимаю! — сказала она. — Но все-таки как насчет дальнейшего?
— Мы договорились писать друг другу. До востребования. А в отпуск он, может быть, приедет.
— Ух ты! — восхитилась Таня. — Покажешь мне его тогда?
— Покажу, конечно, — ответила я, складывая в кармане фигу. — Если приедет...
— А как его зовут?
— Святослав, — ответила я и тут же пожалела, что не Евгений. Евгений — красивее. Но переименовывать было вроде неудобно.
С самого начала у меня что-то не задалось с учебой. Ну, математика — ладно, от нее я и не ждала ничего хорошего. Но история! Историю я любила. В шестом классе Анна Алексеевна даже ставила меня в пример «за творческий подход к предмету», как она выражалась. Просто я читала «Три мушкетера» и могла рассказать о Ришелье и Мазарини больше, чем о них было написано в учебнике.
А с этого года у нас появился новый историк, Кирилл Кириллович. Совсем молодой, с тонкими усиками, уголки которых были опущены вниз и как бы соединялись с маленькой бородкой. За эти усики и бородку его тут же прозвали Хан Мамай.
Вначале он мне понравился. Он держался немного скованно, зато рассказывал интересно.
Конфликт между мной и учителем начался, когда мы начали проходить татарское нашествие. Я громко засмеялась, когда Кирилл Кириллович упомянул о хане Мамае. Он только взглянул на меня, помолчал немного и продолжал рассказ. На следующем уроке он меня вызвал. По-моему, я отвечала вполне нормально. Анна Алексеевна, это уж точно, за такой ответ поставила бы мне пятерку да еще и похвалила за творческий подход (я скромно упомянула, что читала роман «Чингисхан». Вообще-то, я его только до середины дочитала и бросила).
Читать дальше