Т.Поликарпова - Две березы на холме

Правда, руки сначала обжигало, в избушке пар ходил пластами, как в бане, картошка едко пахла, так что в носу свербило и мы чихали, но дело пошло.

Очищенную картошку мы промывали еще раз, а потом ее надо было резать, хотя бы пополам. И тут снова мученье: картофелины сверху были склизкие, как только что выуженный ерш. Сверху слизь, а под ней - ледяная твердость. Картошки выпрыгивали из-под пальцев, словно живые, нож выворачивался под рукой. Среди щепок и хвороста на грязном полу мы настигали беглянок, полоскали их опять в двух водах - жалко было терять картошку! Кончики пальцев уже онемели: хоть держи в кипятке - ничего не почувствуют, а вода в котле от мороженой картошки перестала кипеть. А время шло, уже кончался второй урок, и мы с ужасом видели, что не поспеем сварить суп к большой перемене.

Мы поглядели с Тоней друг на друга, на кучу еще не изрезанной картошки, и Тоня сказала:

- Ладно. Что ж делать. Ведь не сидели сложа руки. Пусть большую перемену перенесут за четвертый урок.

И я побежала в учительскую - сказать. Дежурил по школе в тот день военрук.

- Как так, Плетнева, - сказал он, подымаясь из-за стола и расправляя шинель под ремнем, - как так не успеваем?!

Я стояла перед ним несчастная и виноватая. В пальцах будто мелкие паучки ворошились, косточки мозжило. Глазами я упиралась прямо в знаменитую пряжку военрука, ярко блестевшую на желтом ремне, видела ворсинки его шинели - серые и белые, серебристые, ощущала крепкий запах махорочного перегара (от папы он приятный, а тут просто гадость!), и злость во мне подымалась на непонятливость этого человека.

- Как не успеваем? Вода не кипит! Не кипит, и все! Мороженая она, - сказала я, не подымая головы и не разжимая стиснутых зубов.

- Это вода-то? - усмехнулся военрук. - Ну пойдем, - сказал он и тронул меня за плечо.

Я резко повела плечом и побежала бегом к Тоне.

- Эй-э! Да тут и Антипова! - удивленно протянул Силантий Михайлович. - Что ж ты, Антипова, панику порешь? Добро бы Плетнева, она не хозяйка, а ты-то печь умеешь обряжать.

- Так у нас, Силантий Михайлович, мороженой картошки, слава богу, еще не бывало, - с достоинством ответила Тоня. - Не знаю, как она варится.

- Вот теперь знай. Мороженая, почитай, наполовину свареная. Мороз ее уже заварил. Долго не закипает, а закипит - так уже тут тебе и готова. Давайте счас побольше огня, чтоб гудело.

И военрук принялся сам ломать мелкий хворост. Да быстро, споро. Большие руки его с прокуренными до темной желтизны ногтями так и мелькали.

И я тоже бросилась подбирать щепки потоньше и бросать в топку. А Тоня принялась промывать серое мелкое пшено для засыпки, чтоб сразу, как закипит вода, бросить его в котел. Силантий Михайлович так искусно заправил плиту мелким хворостом, что она и впрямь загудела, как огромная самоварная труба под хорошей тягой.

Я опустила руки, завороженно слушая это гуденье, ощущая, как все предметы вдруг стали на свое место, подчиненные человеку: картошка доспевает, огонь в плите гудит, вода в котле кипит. Кипит ли?

Я заглянула в котел, но плотный пар, словно туча, не давал увидеть, что там делается.

- А ты, Плетнева, лучше плиту подкармливай. А будешь долго на воду глядеть, она назло не закипит, - поймал меня на безделье военрук.

И я взялась за хворост. «Эх, зря мы напугались, что не успеем, - думала теперь я. - Получается, будто сами не смогли. А ведь сделали самое трудное - картошку такую начистили и нарезали, воду нагрели. А получилось, что нас военрук выручил».

Вода скоро закипела. И глядеть на нее не надо было, чтоб это понять: сквозь натужное сипенье пара все услышали ровное, низкое бормотанье самой воды. Закипела, матушка! Заклокотала!

- Ну вот, - удовлетворенно сказал военрук. - Порядок. Я пошел.

И он ушел. А я запрыгала вокруг Тони и заорала:

- Котлы кипят кипучие! Пары парят паручие! Супы сипят сипучие! Урра!

Тоня засмеялась, не растягивая губ. Потом она, отворачиваясь, уберегая лицо от пара, засыпала в котел пшено, бросила пригоршню соли. Вот и заправили суп. Теперь пятнадцать минут - и готово.

Когда зазвонили на большую перемену, мы начерпывали в два ведра суп большим черпаком на длинной палке. И вот уже, блестя глазами от любопытства и нетерпения, в дверь кухни заглядывают дежурные по классам. Наши - Нурулла и Галия.

- Давай обед! Нам сверху давай, пожирнее, раз свои повара!

- Ишь какие хитрые! - обижается девчонка из шестого, сразу попадая в Галиин капкан.

- Ой, а ты жирное любишь? - подняв высоко свои тонкие брови, искусно разыгрывая удивление, смотрит на нее Галия. - Ну тогда, конечно, первое ведро - тебе! Тебе, тебе, и не спорь теперь!