«Не засохла!!! Не угасла!!!» — в нагрудном кармане билась могучая сила. Он уже решил, что делать. С предложением он пока решил повременить, на пару часиков: сначала он воспарит с Ивановой к вершинам мужской состоятельности — как все, а потом уже, после всего, спокойно с ней обо всём договорится. Плевать на деньги — один раз как все можно! Денег ещё хватит — зато он будет говорить уже как мужчина!
Залепищев торопливо выхватил бумажник, трясущимися от возбуждения пальцами демонстративно достал все восемь с половиной тысяч, и бросил на журнальный столик пятьсот евро (без сдачи не было). Он хотел сказать «Я тут немного приподнялся, и делаю теперь девять штук евров в месяц» — неторопливо, спокойно, с железобетонной уверенностью — но вместо этого прохрипел:
— Разденься… я… давай… — он сглотнул конец фразы.
— Толя… — Иванова ошеломлённо уставилась на купюру. Казалось, она не верила.
Слишком щедро?!
— Ты что — дурак?! — округлившиеся глаза Ивановой смотрели испуганно и как–то болезненно. Она часто–часто моргала, и красивое загорелое лицо её вдруг стало пепельно–серым.
Мало или много?! Или ломается? Проклятье!.. Смешавшийся Залепищев решил действовать наверняка. На карте стояло ни много, ни мало, а его мужская честь.
— Красивые женщины должны принадлежать богатым! В этом справедливость. Тебе дают стошку за ночь — вот тебе… штука. Ты этого достойна…
Он щедро, не глядя, швырнул на столик ещё пятьсот, рухнул на колени и в сладостной медвяной истоме потянулся к её гладким, матово светящимся золотистым коленкам.
И тут прилетела обжигающая звонкая пощёчина слева, со звуком лопнувшего мяча, от которой занемело лицо. И следом страшный гулкий удар в правое ухо — это Иванова, молотящая наотмашь, не глядя, промахнулась левой рукой и попала чуть дальше. Залепищев ахнул от боли в повреждённой барабанной перепонке и потерял равновесие. Иванова, тем временем, стремительно отскочила за кресло, с отвращением и ужасом глядя на барахтающегося на четвереньках Залепищева.
— Ах ты… мразь! Гад! Подонок толстожопый!!!
Господи, сколько оскорбительной злобы и ненависти было в её словах, вылетающих словно выстрелы в лицо… Как это было обидно слышать — от неё! Как это чудовищно и омерзительно контрастировало с тем счастьем, что представлялось ему всего несколько минут назад! Ах, всё пошло не так…
Смертельно оскорблённый в лучших чувствах, Залепищев почувствовал, что сейчас потеряет Иванову навсегда — и не будет уже с ней идти от машины рука об руку, на зависть всему двору — если немедленно не исправит положение и не объяснится до конца.
— Как будто я ничего не знаю! Ты же спишь за деньги — с Сергеевым, с Улумбаевым, и с прочими! Они мне всё рассказывали! — Залепищева обуревал праведный гнев обделённого; стоя на коленях, он дотянулся и крепко ухватил отчаянно вырывающуюся Иванову за запястья. — Дурочка моя ненаглядная! — (Да!!! Он решился это сказать!!! Да! Какое всепрощающее блаженство!!!) - А я чем хуже?! Я же ничем не хуже!!! Почему мне нельзя?! Я же хочу благородно… — Залепищев говорил громким срывающимся трагическим полушёпотом, его душила кипящая смесь обиды, эротической страсти и страсти возвышенной. А тут ещё взыграла в нём патриархальная добропорядочность, спавшая до того где–то в глубинах. Добропорядочность настойчиво призывала показать крепкую руку хозяина, силой восстановив мир и порядок в отношениях с неразумной будущей женой — для простоты и общего блага…
А Иванова бешено вырывалась и кричала, так что звенели плафоны на люстре:
— А ну, руки!!! Пусти!!! Пусти, подонок!!!
В совершенно потемневших больших глазах её сверкали слёзы, побледневшие губы расплылись. Она всё кричала и не давала слова вставить, и Залепищев сильно встряхивал её, пытался поцеловать — словно искусственное дыхание гибнущей любви делал. Желание бить он уже сумел превозмочь волевым усилием, и теперь лишь ласково бормотал:
— Дурочка ты моя… выслушай же… да выслушай же, наконец, и ты всё поймёшь!!!
Но злая судьба сыграла с ним очередную несправедливость: в комнату ворвался младший брат Ивановой, Витька. Он был младше на три года, легче и меньше — но, не раздумывая, бросился на Залепищева и стал бить кулаками по голове — умело, зло и довольно больно. Залепищев с силой оттолкнул Витьку, и пока тот с грохотом поднимался среди упавших стульев, выставил перед собой ещё одну купюру, вроде щита:
— На!!! — прохрипел Залепищев. — Это тебе, дуралей! Только за то, чтобы твоя сестра спокойно выслушала меня!!!
Читать дальше