Лев Рубинштейн - Повести

— Гм, — сказал он кисло, поглядывая на орлика, на печати, — знаем, казённая птица… Посмотрим. Что тут? Бумага… Что это?

Ястреб вынул два листка плотной бумаги, покрытой буквами.

— Парубок, — сказал он, — подойди к столу. Читать можешь?

— Могу.

— Читай!

Алесь пододвинулся к столу и, нахмурившись, стал читать:

— «Аз», «буки», «веди», «глаголь», «добро», «есть»…

— Это зачем? — озадаченно спросил Ястреб.

— Это новая российская азбука, — сказал Алесь, — а посылают её мастерам с московского Печатного двора царю, чтоб он её поправил и подписал. Теми буквами будем печатать новые книги.

— Ось! — ещё более удивлённо сказал Ястреб. — Это буквы… Учили когда-то и меня. Да я не выучился. Дьячок сильно розгами драл. Читай дальше!

— «Живете», «зело», «иже», «како», «люди», «мыслете»…

— Так и есть, — громыхнул Ястреб, — но никогда не видал я чтобы буквы посылали в военный поход.

— Доставьте в военный лагерь царю Петру, — сказал Алесь, — это будет вам заслуга.

Ястреб значительно на него посмотрел.

— Нам заслуги не нужны, — сказал он, — мы с царями и королями не ведаемся. Возьми торбу! Ярмола, дай ему поесть. Захочешь быть с нами, дадим пистоль.

— А ежели не захочу? — спросил Алесь.

Ястреб вдруг широко улыбнулся.

— А куда тебе деться? — сказал он. — До царя Петра тебя не допустят. Ступай с нами, будешь со свейским королём воевать. Уведите его, хлопцы, а то он со мной заспорит. А я споров не люблю…

Так Алесь ушёл с хлопцами атамана Ястреба.

Самым скучным для поручика Ефремова было сидеть без дела. Пленникам отвели помещение в деревянном домишке, который помещался во дворе шляхетской усадьбы. В каменном доме рядом жил шведский генерал. Усадьба была окружена караулом, а пленников сторожили два солдата в синих мундирах; они расхаживали возле двери с пиками, как заводные куклы. Сменялись они дважды в сутки.

Допрашивали пленных только один раз. Караульные доставили их в каменный дом. Их принял генерал. Это был высокий красивый пожилой мужчина в треугольной шляпе, посаженной на парик. Пышные локоны спускались генералу на плечи. Широкие рукава мундира были расшиты золотом. В руке он держал трость с костяным набалдашником.

Поручика всё это мало заинтересовало. Он пристально глядел на человека в длинном кафтане с бархатным воротником, который стоял опустив голову за спинкой генеральского кресла.

Генерал спросил фамилию и имя офицера и какого полка. Человек с бархатным воротником перевёл вопрос генерала на русский язык. Ефремов назвал себя и сказал, что служит в гвардии. Генерал пожелал узнать, с каким делом ехал поручик и куда спешил.

— Ехал я из Москвы, — отвечал поручик, — а спешил в лагерь государев.

— Где находится лагерь царя Петра?

— Того не ведаю, — отвечал Ефремов, — а ежели б доехал до Полтавы, там бы расспросил.

— Полтава осаждена войсками его величества короля, — заметил генерал.

— До поры до времени, — отвечал Ефремов.

Генерал сделал нетерпеливое движение.

— Где сумка, которую офицер вёз с собой?

Ефремов вперился в переводчика. Теперь переводчик поднял лицо, и поручик ясно увидел того самого длинноносого, который бросился вплавь с парома на реке Псёл.

— А, старый знакомый, — сказал Ефремов, — так ты и насчёт сумки донёс? И давно служишь ты неприятелю?

Длинноносый не отвечал. Он обратился к генералу и стал говорить что-то, низко кланяясь. Генерал слушал его прищурившись, потом махнул рукой и обратился сам к поручику.

— Господин рюска порюшик говорит, где сюмка, или терят свой шизнь, — промолвил он весело.

— Где сумка, не знаю, — сказал Ефремов.

— Офицер нельза «не знаю», — отвечал генерал, — офицер всегда «знаю»! — Он стукнул тростью. — Два день дюмай, потом придюмай! Его говорит, — генерал указал тростью на длинноносого, — его говорит, господин рюска порюшик нушно голова рюби. Я не любит голова рюби. Меня надобно сюмка. А нет сюмка — будем стреляй. Вот так! Пуфф!

Генерал изобразил пальцем, как пуля попадёт поручику в голову, и засмеялся.

— Спасибо, — сказал Ефремов, глядя на переводчика, — наши ещё с тобой сосчитаются, длинный нос…

Переводчик снова быстро заговорил, кланяясь генералу, но тот махнул рукой. Солдаты брякнули пиками, и пленных увели в деревянный дом.

День шёл за днём. В шведском лагере протяжно играла труба, били барабаны и ржали лошади. Караульные расхаживали у двери. Неподалёку от дома, в котором находились пленные, что-то равномерно скрипело и ухало. Уханье и скрип начинались с утра и прекращались около полудня.