Лев Рубинштейн - Повести

Боярин глядел на него, глядел и наконец не выдержал:

— Чего тебе надобно, сынок? Что с тобой делается?

— Хочу на Плещееве озеро, — сказал Фёдор.

Боярин опустил голову и долго думал.

— А я тебя женить хотел! — сказал он со вздохом.

— Не хочу, отец, жениться, я плавать хочу. Я капитан.

— Да, — сказал боярин, гладя бороду, — нынче не те времена пошли. Сладу с вами, ребятами, нет. «Плавать»! Ишь чего захотел! Ровно утка. А ранее воды боялся.

— А теперь я привык, — сказал Фёдор и поклонился отцу в пояс: — Отпусти, боярин, а то помру я с тоски! А женить успеешь…

Долго гладил бороду Троекуров. Потом притянул к себе сына, посмотрел ему в глаза и сказал:

— Иди! Может, тут и судьба твоя…

И Фёдор вернулся на Плещеево озеро.

А там уже всё изменилось. Были построены две яхты и фрегат. На берегу стоял маленький деревянный дворец для Петра и его помощников. Собирались спускать на воду ещё один большой корабль.

Спуск состоялся только в мае 1692 года. Петру тогда было уже двадцать лет, но лицо его было всё такое же мальчишеское, с живыми чёрными глазами, и походка у него была всё такая же прыгающая. Немало пришлось ему пережить за это время. Люди его сестры, царевны Софьи, хотели поднять стрельцов против него. Он ночью бежал в одной рубашке из Преображенского в Троице-Сергиеву лавру. Заговор был раскрыт, зачинщики арестованы, а Софья сослана в монастырь. Теперь Петру не надо было бояться за свою жизньк Но с тех пор у него стало дёргаться лицо, движения стали резкие, а нрав крутой.

При спуске нового корабля состоялась большая церемония. Снова палили из пушек и пускали фейерверк. Пётр сам взял в руки топор и вышиб первую подпорку из-под днища корабля. Когда корабль закачался на волнах, Пётр подвёл к берегу Брандта, который до того состарился, что уже еле передвигал ноги. Всё-таки старик нашёл в себе силы, чтобы по старинке взять в руки пивную кружку.

— Я не забыл, мейнгер Питер, — сказал он, — как ваши молодцы тогда сами впервые поплыли… Поверьте, они так хорошо шли под парусом, что у меня сердце забилось! За здоровье Петра Михайлова! За Якима Воронина, за молодых капитанов российского флота!

Брандт выпил и бросил кружку в озеро.

Пётр обнял его и расцеловал в обе щеки. Потом он обернулся к Лёшке Бакееву, рослому загорелому юноше, который стоял возле него, улыбаясь:

— Дайте ещё кружку! За здоровье Алексея Бакеева, первого матроса российского флота! И за всех адмиралов, капитанов, матросов и мореходов российских — какие были до нас и после нас будут!

Снова грянули пушки, и орудийный гром далеко раскатился над серебряными водами Плещеева озера, над Переяславлем, над его полями, лесами и реками.

— За флот! За флот! — воскликнул Пётр. — За моря российские, отныне и вовек!

Прошло двадцать два года. Теперь Петру было уже сорок два года, он стал контр-адмиралом.

За это время много боевых кораблей было построено в России, и строили их знаменитые русские мастера. За эти годы вырос грозный русский военно-морской флот. И новый флаг, белый с синим крестом, развернулся в серебристых далях Балтийского моря.

Русские корабли собрались стаей в бухточке, возле западного берега Финляндии, у мыса Гангут. За сутки до этого русские гребные галеры обогнули мыс Гангут и проскочили на запад мимо шведских кораблей, которые сторожили проход мимо мыса. Это было 26 июля 1714 года.

В бухточке стоял шведский отряд: большой корабль «Элефант», на котором находился шведский командующий Эреншельд, и еще несколько мелких кораблей.

Пётр приказал атаковать шведов.

Галеры на вёслах бросились вперёд. Раздались барабанный бой и звуки труб.

Борты шведских кораблей одновременно полыхнули огнём, и длинное низкое облако дыма возникло над самой водой. Окрестные скалы вздрогнули от могучего грохота.

Два раза русские галеры бросались в атаку, и дважды шведские пушки отбивали их огнём.

Наконец двинулись в бой основные силы русского флота. Железные крючья в густом дыму зацепились за борты вражеских кораблей, поднялись штурмовые мостки, и зелёные мундиры повалили на палубу со штыками наперевес. Лязгали штыки, слышались яростные крики, мелькали залитые кровью лица.

Подул ветер, и в разорвавшемся на минуту облаке дыма стал виден Пётр. Стоя на носу галеры, он потрясал шпагой. Он потерял шляпу, и ветер трепал его тёмные волосы. Глаза его сияли.