Магдалина Сизова - История одной девочки

Не могла об этом бале вспомнить и мама.

Впрочем, маме-то действительно нечего было вспоминать, потому что как только начался бал, мама, сидевшая в артистической ложе, встала и отошла в глубину её, туда, где не было никого. И там она с трепетом ждала, чтобы скорее пролетели, пронеслись самые страшные минуты Галиной партии.

И вот ещё слышна музыка Чайковского, а зал кому-то аплодирует, и папа, вытирая лоб платком, говорит, наклоняясь к маме:

— Машенька, всё благополучно, посмотри!

Тогда мама вышла и увидела у края рампы Галю, которая приседала в ответ на аплодисменты, и Галино бледное лицо, на котором сияли глаза, ещё хранившие следы пережитого страха.

Папа и мама были счастливы. Почти счастлива была и Галя. Но её худенькое лицо становилось ещё серьёзнее каждый раз, когда долетала до её слуха кем-нибудь из товарищей брошенная шутка:

— Ну и Уланова! Это не лебедь, а просто гадкий утёнок!

Галя сжимала руки, и в памяти её вставала любимая в детстве книга с любимыми картинками: там был и гадкий утёнок. Но гадкий утёнок в любимой сказке превращался в белого лебедя, сияющего сказочной красотой.

И Галя жалела гадкого утёнка.

После первых выступлений Гале пришлось опять лежать с вытянутой ногой, с натруженными связками и с новыми сомнениями в самой себе и в том, что она делала. И скоро, несмотря на блестящие отзывы в печати, несмотря на сразу завоёванную симпатию зрительного зала, ей стало казаться, что она должна и может давать что-то большее обычного классического балета, с каким бы блеском он ни исполнялся.

Более опытные мастера в ответ на её вопросы только недоумевали. Классический балет состоит из ряда установленных фигур и движений, которые должны быть переданы мастером виртуозно и легко, без малейшего намёка на трудность работы. И всё.

А она искала того, что называется «сценическим образом», и, не умея даже самой себе объяснить своё желание, продолжала работу, не получая от неё прежнего удовлетворения.

Весной к этому состоянию присоединилась болезнь, и врач послал её на лечение в Ессентуки.

И здесь, среди курортной публики, Галя неожиданно нашла семью, встреча с которой преобразила весь её художественный путь.

Актриса Тернова и её муж были людьми совершенно разных специальностей: его научные работы никак и нигде не соприкасались с репертуаром драматической актрисы. Но никогда ещё не встречала Галя другого дома, где искусство было бы такой насущной потребностью, как в этой семье. Здесь её приняли тепло и радостно. И с первого дня своего появления в этом доме Галя поняла, что здесь она найдёт то, чего так безнадёжно искала. Постепенно, изо дня в день, прибегая в этот дом и ведя долгие разговоры то с его хозяйкой, то с хозяином, Галя поняла, что требования её к своему искусству были законны, а желания неизбежны в творческом развитии каждого настоящего художника.

Ибо то, чего она хотела и без чего самая лучшая роль балета казалась ей пустой, было соединение танца с актёрской игрой и сочетание в одном лице балерины и актрисы.

Дом Терновых был всегда полон артистами всех областей искусства: отдыхающими художниками, старыми композиторами, гастролирующими актёрами.

В первое время привычный Гале страх — чего-то не знать — удерживал её от разговоров с этими людьми. Но они говорили о таких интересных и нужных ей вещах, что скоро она забыла о своём страхе, всё чаще вступая в общую беседу.

До начала сезона у неё оставалось ещё две недели отдыха, когда однажды утром Николай Сергеевич Тернов сказал:

— Знаете что, Галечка, едемте с нами на Селигер! Мы туда отправляемся на днях, и, если поедете с нами, вы ещё успеете наглядеться на тамошние замечательные места. Такого озера вы нигде не видели!

— Да нечего её уговаривать, просто я её силком с собой беру, — сказала Екатерина Ивановна. — Ну как, Галюша, поедете добровольно или вас силком везти?

Галя вспомнила озеро Щор, представила себе, как много дадут ей ещё две недели жизни и общения в тишине с двумя людьми, ставшими ей дорогими, и в ту же минуту согласилась.

Эти две недели на берегах несравненного по красоте озера, перед которым озеро Щор казалось детской игрушкой и на котором пропадала Галя в лодке с веслом, с рыболовными сетями с утра до вечера и с ночи до зари, — остались незабываемыми в её памяти и оказали огромное влияние на её творческую жизнь.

Широкое озеро, уходившее в бесконечные дали, многочисленные острова его, заросшие старым лесом, густые заросли цветов, долгие закаты, зажигавшие рубины в глубоких водах, — никогда не уйдёте вы из памяти!