Виктор Сидоров - Повесть о красном орленке

Тихо на площади, очень внимательны мужики, потому что все, о чем пишет Ленин,— это их кровное дело. Что ж, они готовы помогать. Они уже помогают. Нужно — жизни отдадут.

Неборак продолжал читать о пяти главных уроках, которые не должны быть забыты, чтобы снова народ не попал под гнет Колчака или другого ставленника капитализма. Ленин учил, как надо защитить власть рабочих и крестьян, как побеждать капиталистов, как крепить мощь Красной Армии — освободительницы народа от разбойничьего гнета буржуазии.

Кончил читать Неборак, заговорили люди, обступили его, Колядо и Дубова, расспрашивают о непонятном, просят газету, рассматривают ее, ищут, где напечатано слово «Ленин».

Крестьянское восстание разгоралось. С каждым днем расширялась территория, освобожденная от Колчака. В сотнях сел и деревень степного Алтая народ восстанавливал Советскую власть и начинал деятельно хозяйствовать: создавал все новые и новые отряды, готовил продукты, одежду, оружие для своих защитников.

А партизанские отряды продолжали продвигаться все дальше к центрам: к Барнаулу, Камню, Славгороду, Рубцовску.

Это положение серьезно испугало не только губернскую военную власть, но и командование колчаковской армии.

22 сентября Колчак вынужден был объявить Алтайскую губернию «театром военных действий», потребовал во что бы то ни стало подавить «красный мятеж».

В Барнаул выехал для разработки плана разгрома партизан начальник тыла армии генерал Матковский.

— Господа,— сказал он на экстренном совещании,— не вам объяснять, что наша победа решается не только на фронтах. Вы отлично понимаете, что она прежде всего зависит от нашего тыла. Алтайская губерния сейчас, по существу, находится в руках повстанцев. Пришло время немедленно и окончательно подавить мятеж. Это нужно сделать не только потому, что нам требуется сама территория, людские резервы и запасы продовольствия. Нас тревожит, сковывает другое — постоянное отвлечение сюда воинских сил, в которых остро нуждается фронт. Партизаны, по сути, разделили на две части Сибирь, разорвали нашу армию. Все станции железных дорог и сами дороги подвержены беспрерывным нападениям со стороны восставших...

Первые отозванные с фронта незначительные войсковые части успеха не принесли: были разгромлены и бежали одни в Камень, другие в Барнаул. Тогда было решено снять несколько полков с основного фронта. Расчет был на быстрый и Полный разгром партизан, такой разгром, после которого Советская власть уже не смогла бы подняться на Алтае.

Колядо слушал донесение разведки. Костя, пыльный, усталый и осунувшийся с дороги, говорил:

— Из Камня двинулись поляки. Видимо, идут на Юдиху. Штыков пятьсот-шестьсот. Два орудия, пять пулеметов...

— Так,— задумчиво произнес Колядо.— Значит, зашевелились враги. Што ж, будем встречать.— И вестовому: — Командиров ко мне.

За дверыо раздался какой-то шум, перебранка.

— Погоди, куда прешь! — кричал часовой.— Доложу — тогда.

И сразу отворилась дверь. Молодой парень, огромный, чуть ли не до потолка, проговорил:

— Тут, товарищ командир, рвется к тебе какой-то. Говорит, будто от Громова. Впускать?

— Впускай,— сказал Колядо, вставая. Громовский нарочный, злой от перепалки, вошел быстрой, решительной походкой, достал пакет.

— Кто Колядо?

— Давай сюда, друже.

Не вскрывая, он передал пакет Косте.

— Читай, Костик...

— «Ф. Колядо, командиру «Красных орлов».

Враги двинулись на нас по всем направлениям. Разрозненная борьба наших отрядов к победе не приведет. Нужно действовать совместно, единым фронтом. Ефим Мамонтов со своей партизанской армией и другие отряды крепко держат белых на Славгородском и Рубцовском направлениях. Наша с тобой задача — разбить и отбросить назад польских легионеров, которые выступили из Камня двумя колоннами. Первая идет на Корнилове, вторая — на Юдиху — Усть-Мосиху. Выступай немедленно против второй. Бей врага, пока он не ждет. Останови наступление во что бы то ни стало. Держи со мной постоянную связь. С большевистским приветом И. Громов».

— Так. Ясно! — громко и весело сказал Колядо.— Все очень правильно.— И к нарочному: — Скачи, браток, к Игнату Владимировичу, скажи: усе будет сделано як следует.

Вошел Митряй Дубов:

— Значит, уходите?

— Уходим, Митряй. А ты шо такой кислый?

Дубов замялся.

— Просьбица есть к тебе, Федор, а как подступиться — не знаю.

— А ты подступайся сразу, без думок. Оно завсегда так лучше выходит. Ну? — Колядо пытливо уставился на Дубова.