Виктор Сидоров - Рука дьявола

— Не могу нарушать закон. Приедет Лыков — его проси.

Митька насупил брови, о чем-то раздумывая, потом тряхнул головой:

— Ладно. Без бумаги обойдемся. Пойдешь со мной?

— Это можно. Это совсем другое дело...

— Ну жди. Сейчас привезу ребят, кого найду.

Ленька поехал с Митькой. Тот гнал коня, будто на пожар. Сразу направились в кузницу к Сашке Кувалде. Сашка собрался мигом: отложил молот, сбросил свой закопченный брезентовый фартук.

— Готов. Айда.

Объехав почти полсела, они застали дома из комсомольцев только Серегу да Кольку Татуриных. Так и пошли к Ощепкову впятером. У Сереги — винтовка. У Ивана Старкова под мышкой лист бумаги, свернутый в трубку. Ленька едва поспевал за парнями, сердце у него тревожно колотилось — что-то будет сейчас! Эх, жаль, что нет у него никакого оружия. Вдруг случится что-нибудь неладное, а он и помочь не сможет комсомольцам.

Забор у Ощепкова высокий, плотный — ни щелинки. Не увидишь, что делается за ним. Калитка заперта наглухо и днем и ночью. А во дворе беснуются три огромных и злющих волкодава с глухим лаем. Долго пришлось бить ногами в калитку, пока, наконец, не раздался недовольный низкий голос Ощепкова:

— Кто там? Чего нужно?

Митька подтолкнул Леньку к калитке, шепнул:

— Отзовись ты, а то еще не откроет.

Ленька от неожиданности и от появившейся робости прокричал тонко и жалобно:

— Дяденька, откройте.

— Ишь, племянник сыскался,— загудел Ощепков, топая к калитке.— Поглядем, что тут за родственничек...

Приоткрыл он калитку, а там уже стоят Митька, а за ним Сашка Кувалда.

— Чего барабаните? — заорал.— А ну долой отседа.— И хотел захлопнуть калитку. Митька придержал ногой.

— Не торопись, дядя. Разговор есть.

Ощепков зашелся злом.

— Нету никаких разговоров. Здеся не ячейка ваша. Вон, говорю, а не то собак спущу!

И тут увидел наставленную на него винтовку с хищным черным отверстием.

Ощепков сразу сбавил голос:

— Вы что это, робяты? Нехорошо озоруете.

— Мы не озоруем. Отворяй, а то разметаем твою ограду — не соберешь.

Ощепков почуял, видать, что это не шутка, заторопился, снял непослушной рукой цепочку с калитки. Все почти разом вошли во двор, окружили Ощепкова. Серега чуть ли не в грудь ему упер ствол винтовки. Ощепков заметал глазами:

— Что вы, что вы, робятки? Бог с вами... С чего это вдруг?

Митька выдвинулся вперед, натянутый, как струна:

— За что ты, злодей, Галинку Лушникову избил? По какому праву?

— А, вона что-о,— чуть облегченно протянул Ощепков.— Я тута дело десятое... Не моей волей. Акимовна, кума, призвала посечь маненько, поучить... Баба-то она хворая, ну я подсобил ей. Чего ж тута?

У Митьки задергались губы, словно хотел улыбнуться, да не мог.

— Видали — учитель! — обернулся он к ребятам. И уже Ощепкову: — Так ты, сволочь, по просьбе и убить можешь не сморгнув? Может, это ты нашего секретаря партийной ячейки вилами запорол? А? Может, и председателя сельсовета застрелил?

Ощепков побледнел, закрестился торопливо:

— Да что ты! Бог с тобой. Что говоришь-то этакую страшную напраслину? Побойся бога, сынок.

— Я тебе не сынок, иуда. И бога своего оставь!.. Ты знаешь, на кого руки поднял, гидра косматая? Думаешь, только на девку? Ты на наше общее дело руку поднял. На новую жизнь! На революцию! Ты есть контра. А с контрой знаешь как? Ревтрибунал!

— Да чего с ним толковать, — выкрикнул Колька.— Стреляй его, ребята!

Ощепков испугался по-настоящему, побледнел, упал на колени, руки сложил на груди, прогудел протяжно:

— Про-остите, ро-одныя-а!

Из избы выскочила жена, увидела это, заголосила по-страшному. Откуда-то, не то из конюшни, не то из-за завозни, выбежал с перекошенным ртом Тимоха, держа наперевес вилы. Ленька первым увидел его, выкрикнул испуганно:

— Берегись!

И вовремя. Тимоха был уже в четырех-пяти шагах от Сереги, и еще бы какое-то мгновение — и тройчатка впилась бы ему в спину.

— Ах ты, волчонок,— процедил Сашка Кувалда, перехватывая вилы, и тут же другой рукой ударил Тимоху в скулу так, что тот отлетел назад и распластался на земле.

А Ощепков гудел не переставая:

— Прости-ите меня... Прости-ите, родныя-а...

Старков и Серега одним движением поставили его на ноги.

— Нету тебе, врагу, прощения, — произнес Серега.— Вяжите его.

Сашка заломил Ощепкову руки за спину и связал туго. Старков развернул лист, что принес, продырявил его вверху и нацепил на пуговицу ощепкинского пиджака. На листе жирно значилось: «Палач юного поколения».