Виктор Сидоров - Федька Сыч теряет кличку

– Где твое ружье, Яшка? Почему не выносишь?

Яшка хмурился, молчал, а Котька, как назойливая муха, лип к нему.

– Давай постреляем. Страсть как охота! На пустыре воробьев видимо-невидимо. Голуби прилетают. Давай поохотимся?

Яшка терял терпение, орал на Котьку, обзывал его ослом, но тот не унимался.

Однажды после такой перепалки Котька нахально заявил:

– Если не дашь пострелять, расскажу всем, что у тебя есть ружье и где ты взял деньги.

Эти слова словно ошпарили Яшку. Он, как бешеный, бросился с кулаками на Котьку.

– Ах ты, предатель! Ах ты, подлец!

Котька даже не стал защищаться, он только завывал и просил пощады.

– Не буду, Яшка, честное слово не буду! Хочешь земли съем?

– Ешь! – кричал Яшка и совал Котьке в рот полную горсть земли. – Ешь, а то голову сверну.

Котька, дрожа как последний трус, давился землей и клялся, что никому никогда не скажет о ружье и деньгах. А дни шли один за другим. Но никто в доме ни словом не обмолвился о пропаже денег, будто они продолжали лежать в маминой сумочке. «Может, так все и пройдет? Может, мама не заметит?»

Яшка уже начал оживать: повеселел, стал снова дурачиться на улице, даже хотел на часок-другой вынуть «воздушку» из тайника и пострелять на пустыре. Да вдруг разразилась такая беда, какой он не мог себе и представить.

Это произошло утром.

Яшка только что проснулся. Он с минуту лежал, глядя на открытое залитое солнцем окно. На подоконнике прыгали, громко чирикая, воробьи. Небо было такое чистое и голубое, что Яшке вдруг стало весело и легко. Все грустные мысли моментально вылетели из головы. «Все будет хорошо, – подумал он. – Сегодня постреляю». Он уже схватил край одеяла, чтобы откинуть его и соскочить с кровати, но в комнату вошла мама. Яшка прикрыл на всякий случай глаза, но так, чтобы можно было все видеть. Мама взглянула на Яшку, и, чтобы не потревожить его сна, на цыпочках прошла к шифоньеру. В груди у Яшки все замерло: неужели за деньгами? И как бы подтверждая эту догадку, мама взяла с полочки сумку. Она долго считала и пересчитывала деньги, потом, пожав плечами, пошла к двери.

– Аркаша, ты взял двадцать рублей? – услышал Яшка тихий голос матери.

– Нет, нет, голубушка, не брал. Зачем они мне?

Яшка лежал ни жив, ни мертв. «Вот оно – началось», – со страхом подумал он. Мама сначала спокойно, потом с раздражением наседала на отца. Тот тоже вначале отвечал добродушно, а потом с тревогой.

– Да не брал я, не брал, – взмолился, наконец, отец.

– Тогда кто же?

Мама и папа умолкли. Молчали долго, видимо, раздумывая о таинственном исчезновении двадцати рублей. Затем мама решительно подошла к Яшке.

– Яшустик, проснись.

Яшка, трепеща от страха, открыл глаза, встретил суровый мамин взгляд.

– Яшустик, ты брал из сумки деньги?

Язык у Яшки словно прилип к гортани. Он захлопал беспомощно глазами и еле-еле выдавил:

– Какие деньги? Я не брал…

Мама несколько секунд молча и внимательно рассматривала Яшку, потом резко повернулась, и они с папой вышли из комнаты. Сердце Яшки, казалось, совсем перестало биться. «Что теперь будет?» – тоскливо бродила одинокая мысль. Он слышал, как мама с папой сначала тихо разговаривали в другой комнате, потом заспорили, стали громко кричать друг на друга. Но вдруг сразу оба замолкли: Яшка понял, что пришла с рынка Глаша.

– Вот я с ней сейчас поговорю, – произнесла мама и пошла на кухню.

О чем говорила мать с домработницей, Яшка не слыхал. Да ему и не до этого было. Он быстро оделся и незаметно выскользнул на улицу.

Голодный, полный тяжелых предчувствий и тревог, Яшка пробродил до вечера. Но как ни боялся появляться дома, идти было нужно. Не станет же он целую ночь сидеть на улице!

Первое, что увидел, – это красные и опухшие от слез глаза тети Глаши. Она стояла на кухне с чемоданом в руках. Волосатая бородавка на ее губе печально прыгала то вверх, то вниз. Тут же были папа и мама.

Мама, еле взглянув на Яшку, снова повернулась к тете Глаше.

– Значит, смелости воровать больше, чем ответить правду?

Тетя Глаша вдруг выпрямилась, в глазах ее сверкнул огонек.

– Как вам не стыдно, – тихо, но твердо проговорила она. – И это вся благодарность ваша за три года моей работы у вас! Я ухожу, и очень обидно мне за все, что вы на меня наговорили…

Тетя Глаша торопливо сунула руку в карман, вынула небольшой узелок. Яшка увидел, как она дрожащей рукой развязала его и стала выбрасывать на стол деньги – одну бумажку за другой.