Мария Ботева - Маяк - смотри!

Вообще-то Эльза не очень любила шторм. Чего хорошего: непогода — она и есть непогода. Правда, появляется какое-то разнообразие — а то всё тишина и тишина. Иногда можно и шторм потерпеть. Сидишь на маяке, смотришь в море. А море бушует, ревёт, крутит волны, солёный воздух мечется туда-сюда, в небе темно, и снова непонятно, где море, где небо. В это время и погулять не выйдешь — того гляди ветер свалит с ног, захлестнёт высокая волна. Шторма надо немного, а потом пусть снова будет лёгкий бриз или довольно ощутимый ветер, гулкие упругие волны, на которых можно качаться, сидя в шлюпке.

Начало шторма Эльза пропустила. Она лежала, лежала и постепенно заснула. Вдруг кто-то стал брызгаться морской водой. Это вовсю разгулялась стихия. Эльза распахнула окно, посмотрела на море, но не увидела его: вокруг маяка летали огромные, большие, внушительные, довольно солидные, маленькие, микроскопические мыльные пузыри. Воды в море не было, её заменила мыльная пена, густой сладкий запах доносился с моря. Что могло произойти? Что это за таинственный шторм, который приносит мыльные пузыри?

Из соседнего окна на море смотрел Боря Капоряк. Взгляд его был неподвижен, рот раскрыт. Примерно так же выглядела и Эльза. Они так внимательно наблюдали за штормом, что не заметили, как наступил вечер. Только Кулик-Сорока бегал туда-сюда по кровати и скулил. Но скулил очень странно — то жалобно, как собака, которую только что побили, то радостно, как щенок, который увидел своего долгожданного хозяина. Он то ставил передние лапы на подоконник, то подпрыгивал всеми четырьмя сразу, то кидался Эльзе в ноги. Никогда раньше с ним не случалось такого. «Наверное, Кулик-Сорока хочет гулять», — решила хозяйка. Они вместе спустились на улицу.

Настоящая тьма опутала маяк. Не сумерки, не рассеянный свет, не темнота даже — а самая настоящая тьмущая тьма. Если бы кто-то попросил Эльзу поднести ладонь к носу и посмотреть на неё, то она бы не увидела ничего. Странно, две минуты назад наверху наблюдались мыльные пузыри, а здесь — только темень. Эльза протянула руку вперёд, и она стала липкой. «Это тьма», — решила она. Говорят же: «липкая темнота». Вот она, самая настоящая липкая тьма.

Вдруг что-то заплюхалось у самого берега, застучало, зашумела ещё сильнее вода, что-то даже затрещало как будто.

— Заглохни мой голос, чего ж это у вас маяк-то не светит? — спросил кто-то из тьмы.

Эльза бегом кинулась наверх. А вот Кулик-Сорока, похоже, заметался в разные стороны. Он то пускался вслед за хозяйкой, то отскакивал в сторону голоса. Побежим же за Эльзой — сейчас начнутся грустные дела, пусть она чувствует нашу поддержку.

Эльза сама не понимала, что с ней происходит. Лампа на маяке уже давно загорелась, экипаж «Кормача» был накормлен, переодет в сухое и уложен спать. Перед сном каждого матроса лично осмотрел Боря Капоряк, прослушал, исправно ли работает сердце, лёгкое ли дыхание, проверил пульс, потрогал живот. Всё было в порядке, только у всей команды наблюдалась сильная усталость и у пары матросов — умеренное волнение. Пока доктор делал своё дело, мальчишка в чёрной повязке ходил вокруг лампы, цокал языком и приговаривал что-то вроде:

— Разбейся мой компас, если это не настоящий северный маяк! Тресни моя повязка, если он светит не на сорок морских миль!

Потом отбегал от неё, смотрел из окна на море, поправлял свою повязку, несколько раз присвистывал и бормотал:

— Акулы-дрозофилы! Вот это пейзаж!

От всех этих присвистываний, причмокиваний, бормотаний и восклицаний рыжая Эльза каждый раз вздрагивала и тёрла коленки — как будто на них появились ссадины. Она хотела сказать этому нахалу, чтобы потише тут, не у себя же дома, но не смогла — голос пропал. И веснушки на лице побледнели.

— Перестань свои ужимки, как пират просто, — сказал Капоряк, от волнения слова перепутались у него в голове. — Не видишь, посмотри, плохо как ей, что ли.

И тут все увидели, что с рыжей Эльзой что-то происходит. Веснушки совсем пропали с её лица, коленки засаднило так, что девочка немедленно начала яростно чесать их, но остановилась, потому что увидела сыпь на руках. Тут же чесаться стали руки, ноги, голова и даже живот. Эльза заревела, и из глаз её текли не просто слёзы — а очень горячие слёзы. Кулик-Сорока хотел их слизать, но обжёгся. Он заскулил, пробежал несколько раз вокруг хозяйки и вдруг бросился на Марка-Филиппа.