Владислав Крпивин - Дагги-Тиц

— Это я!

За такой вот ненастоящей (и даже немного жалобной) горделивостью она прятала страх перед премьерой. Потому что, сами понимаете, Беатриска — роль сложная. Это вам не Стрекоза из басни и даже не Муха-Цокотуха…

Инки, Полянка и все другие штурманята боялись зря. Премьера прошла на ура. Зрители были разные — от детсадовской малышни до взрослых жителей соседних домов, нескольких учителей и очкастого корреспондента «Брюсовского вестника». Но аплодировали одинаково…

Были, конечно, здесь и многие родители «актеров». Инкина мать не пришла (укатила в трехдневную командировку), а Егошин и Маргарита Леонтьевна появились и скромненько присели в последнем ряду. Сразу после спектакля они исчезли — наверно, чтобы не смущать Инки…

Инки не забыл ни одного словечка своей роли. Магнитофоны не подвели, и «фанера» (Никиткин голос во время Оськиных песен) сработала отлично. Инки даже показалось, что это именно его голос звучит из динамика над сценой…

Ух как лихо он прыгал на этот сколоченный из некрашеных досок забор — юркий котенок-мальчишка с черным клочкастым хвостом, в сизых трикотажных шортиках с клетчато-оранжевой заплатой на заду, в серо-полосатой порванной футболке, с треугольными суконными ушами над взлохмаченной головой! Прыгнет и сверху показывает язык лохматому неуклюжему псу Бурбону. То есть Ромке (и все хохочут!). Котенок или чертенок? Наверно, то и другое… В его скачках, в похожих на танец разворотах, в отмахивании от рассерженного директора выставки и сторожей было что-то от давней «гамлетовской» пластики, от азарта прежних боев с черными злыми зарослями…

Да, он опять спас Полянку. На этот раз от сытой неволи и скуки. От того, чтобы она развлекала всяких богатеев вроде Молочного!.. И они стояли у дощатого края сцены, взявшись за руки, чуть впереди остальных актеров. Мигали вспышки фотоаппаратов…

Вскоре в «Брюсовском вестнике» появилась фотография — Иннки и Полянка в кошачьих костюмах. И заметка о спектакле. К Зое пришел директор школы Кирилл Алексеевич и попросил повторить постановку в актовом зале. Были каникулы, в школе работал зимний детский лагерь…

Ну что ж, повторили. И снова получилось прекрасно… А потом пошли к себе, в кают-компанию, и у включенного камина пили чай и пели про пароходик.

Конечно, за всем этим пряталась грустная мысль: «Вот если бы Борис был с нами или хотя бы просто видел все это?»

Однажды Полянка шепнула Инки:

— А может, и видит?

Инки понял ее. Помнил их разговор о бессмертных душах. Но что ответить, не знал, только тихо кивнул.

В кают-компании стояла небольшая искусственная елочка, мигали на ней цветные фонарики. В доме у Полянки тоже была елка, причем большая, со множеством лампочек, которые переливались и мерцали по-всякому — каждая гирлянда в своем режиме. Инки любил смотреть на них…

А дома у Инки елки не было. Он отчаянно воспротивился тому, чтобы ее ставили. Живую он не хотел, потому что это «убитое дерево». А про искусственные он услышал по телеку, что они опасны для кошек. Те очень любят поедать пластмассовую хвою и потом страдают животами. Имели место даже смертельные случаи. Все, что чем-то грозило Альке, было для Инки совершенно неприемлемо. Хватит ему переживаний из-за бродяжничества этого шалопая, не хватало тому еще кишечных мук!

Инки заявил, что, если елку все-таки «водрузят» в квартире, он уйдет вместе с Альмиранте жить в полуподвал. По крайней мере, на каникулы.

Егошин спокойно сказал, что считает Инкины доводы здравыми. Мать слегка покричала («Почему это мы должны плясать под дудку драных котов и набитых дурацкими фантазиями мальчишек!»), но скоро махнула рукой. А Маргарита Леонтьевна, чтобы все-таки отметить праздник, на кухне, высоко над косяком, укрепила сосновую ветку с несколькими блестящими шариками. Туда Алька добраться не мог, поэтому Инки жить в полуподвал не пошел…

Встречать Новый год мать и Егошин отправились к друзьям, звали с собой Инки, но он буркнул: «Чего я там не видал…» Они с Маргаритой Леонтьевной до середины ночи просидели у экрана, пили чайё жевали печенье. Смотрели всякие юмористические передачи — по правде говоря, не очень смешные (или у Инки не было чувства юмора?). Потом Инки лег у себя, включил новую настольную лампу и открыл подаренную Полянкой разноцветную книгу «Сон в летнюю ночь» — того же писателя Шекспира, который сочинил «Гамлета». Ничего похожего на «Гамлета» в этой книге не было, но, может, оно и к лучшему. В Новый год зачем печали? Пусть будет сказочно и забавно…