Владислав Крпивин - Дагги-Тиц

— Никто никого не будет топить, — пообещал Егошин. — В Брюсово на кошачью мелочь всегда немалый спрос… Ты вот что, Смок, найди для своего зверя коробку и проверти в ней дырки…

— Проверчу… — Инки погладил урчащего малыша и опять глянул на Сима и Жельку. Те, зацепившись ногами за леску, болтались, как подвешенные красные перцы. Ждали.

Инки пообещал:

— Не бойтесь, натяну я для вас там новую леску.

Котенка в самолете не тошнило. Затошнило Инки. Правда, не сразу, а во второй половине полета.

Сперва-то все было хорошо. Во-первых, не страшно (а Инки перед полетом боялся, что будет бояться , и старательно давил в себе этот страх). Во-вторых, интересно. Самолет был маленький, на десяток мест, трясучий, в нем дребезжали дюралевые заклепки. Но Инки летел первый раз в жизни, и все казалось удивительным. Даже замирательным . Как встал набок уехавший вниз аэродром, какими маленькими сделались дома, вышки, тополя; как засверкало в озере, будто в блюдце, лохматое желтое солнце… И потом было здорово: извилистые жилки рек, синие заплаты еловых лесов, густые тени облаков плавно перемещались к хвосту самолета и все время напоминали Инки, на какой он высоте. Иногда самолет на миг проваливался в облачную вату, однако и это было не страшно, забавно даже…

Инки совал руку в накрытую платком коробку, трогал уши котенка. Тот вел себя на удивление смирно. В ответ на Инкины касания тихонько урчал, покусывал его палец гибкими, как щетинки, зубами и сразу начинал его виновато лизать… В общем, с этим зверем все было в порядке. А Инки вдруг ощутил, что с ним — не в порядке. Ни с того, ни с сего отяжелело в животе, подкатило к горлу. В один момент. Ох, что сейчас будет! Вот позор-то… Пассажиров, кроме Инки, Егошина и матери, было еще четверо (двое мужчин в пилотских куртках и две тетушки с корзинами). Никто, даже мать, не смотрел на Инки. Только Егошин смотрел, он сидел рядом на твердой клеенчатой скамье. Он сразу все понял. Сел боком, прикрыл собой Инки от остальных, мигом развернул перед ним черный полиэтиленовый пакет.

— Давай, не стесняйся. Это в первый раз бывает у многих.

Инки что делать, начал «давать». Аж до судорог. Какое уж тут стесненье, не помереть бы. Впрочем, кончилось это быстро. Егошин дал бутылочку пепси, Инки прополоскал рот, сплюнул, сделал глоток, перепугано прислушался к себе: не начнется ли снова? Кажется, нет. Лишь сосущая пустота под ребрами и легкое «вращение мозгов», как после карусели. Егошин сунул пакет под скамейку и снова сказал, что с непривычки такое случается со многими.

— А потом люди привыкают…

И стал, перебивая рокот мотора, говорить о старом фильме, где мальчик (вроде Инки) полетел с отцом-летчиком на двухместном самолете в пустыню, к морскому берегу. Мальчишку тоже укачало, он сперва еле держался на ногах. Но когда отец пострадал в схватке с акулами (он снимал подводное кино), мальчик втащил его в кабину и сам довел самолет до аэродрома…

— Не смотрел эту картину?

Инки сконфуженно помотал головой. Понимал, что Егошин отвлекает его разговором от опасности новых приступов… А мать, кажется, ничего и не заметила…

Котенок же по-прежнему ничуть не страдал. «Ну и ладно. Лучше уж я, чем он», — подумал Инки.

Перед посадкой опять замутило, но самолет запрыгал по грунту и замер.

— С приездом, — сказал Егошин.

«Уф… Пойдем, кысёнок…» — Инки взял коробку под мышку…

У края лётного поля (похожего на обыкновенное поле с увядшей травой) ждал зеленый, как у военных, рафик. В нем, как и в самолете, пахло бензином. Погрузились, поехали. Инки держал коробку с котенком на коленях и не глядел в окно: боялся, что затошнит снова. Но обошлось.

Дом, где жил Егошин, оказался красный, кирпичный, казенного вида.

— Квартирный блок лётного состава, — сказал Егошин то ли матери, то ли Инки (или сразу обоим). — Снаружи казарма, но внутри жить можно…

У Егошина было две комнаты. Вернее, даже три, но третья — клетушка, бывшая кладовка. В длину метра три, в ширину и того меньше. И окошко узкое, в одну створку.

— Раньше с нами товарищ жил, для него и переделали чулан в каюту, — объяснил Егошин. («С кем это с нами?» — мелькнуло у Инки. Он тогда еще не знал про первую жену Егошина.) — Решай, Смок. Будешь спать в большой комнате или устроишься здесь?

— Здесь.

Много ли ему надо? Потеснее, чем прежнее жилье, зато интересно — будто и правда каюта.

У обшитой желтыми досками стены стояла деревянная кровать с пружинным матрацем. Инки бросил в изголовье сумку, взял котенка, лег, посадил малыша на грудь.