Альберт Лиханов - Собрание сочинений в 4-х томах. Том 1

— Ну, где ты? — воскликнул он, увидев меня, словно уже не чаял со мной встретиться, и тут же, без передыха, продолжал: — За нами машина пришла!

— Видел, — ответил я невозмутимо, будто так оно и должно быть, и пошел в класс, не обращая внимания на суетящегося, взволнованного Вовку.

— А! — сказала, увидев меня, Анна Николаевна. — Вот и наш Коля!

Рядом с учительницей стоял худой, очкастый человек, похожий на какого-нибудь завуча или директора школы, не будь на нем военной формы.

— Давай пять! — сказал военный, протягивая мне руку. — Давай, давай, не стесняйся! Вот тебе наше солдатское спасибо! Тебе и товарищу твоему!

Он кивнул на Вовку, который стоял у меня за спиной. Вовка выдвинулся вперед и сам протянул руку.

— Вот, вот! — сказал офицер, пожимая Вовкину ладошку. — И тебе спасибо! Потому как для солдата первое дело — махорочка!

Анна Николаевна стала стягивать со стола корзину, но офицер не дал ей, подхватил корзину сам, и мы двинулись вслед за ним к «эмке». В коридоре стояла нянечка, держала в руке медный колокольчик, и, когда мы выходили, она махнула нам рукой, отчего колокольчик — громко, на всю школу — звякнул.

За рулем тоже сидел военный, в «эмке» было хорошо — приятно пахло кожей, легко покачивало, и мы не заметили, как машина остановилась.

— Приехали! — сказал военный и добавил вдруг, став строгим: Приготовьтесь!

Анна Николаевна заволновалась, торопливо скинула с корзины холщовую тряпицу. Кисеты лежали как обычно, только сверху было несколько мешочков, полных табака. Наш класс бурно взялся за дело, ребята откуда-то нанесли табаку, папиросной бумаги и даже просто папирос — наверное, оставшихся с довоенного времени. Правда, всего этого оказалось не так много — на десяток кисетов, не больше. Но все же эти кисеты были не пустые, а с табаком, и ведь дарить такие кисеты приятнее, чем пустые. Шофер помог Анне Николаевне вытащить корзину, вслед за корзиной из «эмки» выскочили и мы, и я почувствовал, как у меня холодеют кончики пальцев.

Я думал, нас привезут к какому-нибудь дому, мы разденемся и в белых рубашках станем дарить бойцам наши кисеты; наверное, и Анна Николаевна думала так, раз велела нам одеться получше, но то, что мы увидели, было совсем по-другому. Совсем.

Слева коричневой стеной был поезд, обыкновенный поезд — одна к одной стояли теплушки. А справа, выстроившись в черные квадраты, стояли бойцы. Правда, у них не было оружия, но во всем остальном это были настоящие бойцы — зеленые шинели, черные сапоги, серые ушанки со звездочками. Звездочки мерцали в свете вечерних фонарей, и казалось, что это сверкают маленькие кристаллики. Перед каждым квадратом бойцов стояли командиры, туго перетянутые ремнями. На командирах были белые полушубки.

Наш очкастый офицер, похожий на завуча или директора школы, подбежал к кучке военных в белых полушубках. Это были тоже командиры, но они стояли не в строю, а отдельно. Наш очкастый держал руку у шапки, что-то говорил, мы не слышали — что, и когда кончил, военный в полушубке, которому он докладывал, пошел к нам.

Приблизившись, он козырнул Анне Николаевне, а потом нам — каждому в отдельности.

— Полковник Николаев! — сказал он и протянул руку Вовке.

— Крошкин! — ответил Вовка и добавил: — Ученик первого класса.

Полковник не рассмеялся, не улыбнулся даже, козырнул и мне, а потом спросил Анну Николаевну:

— Разрешите начинать?

Будто Анна Николаевна была генералом, а мы с Вовкой хоть, может, и не генералами, но важными командирами.

Анна Николаевна кивнула, а полковник Николаев шагнул вперед и крикнул раскатистым голосом:

— Товар-рищи бойцы! К нам приехали представители одной из школ города, где сформирована наша часть. Они вручат вам кисеты, которые сшили ребята этой школы. Скажем же им спасибо!

Настала недолгая пауза, я ждал, что скажет еще полковник Николаев, но он молчал. И вдруг… Вдруг… Я никогда не забуду этого, сколько бы времени ни прошло с тех пор, потому что забыть этого нельзя.

Мгновенье была тишина, и вдруг раздался рокот. Сперва я не понял ничего. А когда понял, заревел. Не выдержали нервы. Над площадкой, где стояли бойцы, неслось раскатистое, громовое, мощное:

— У-у-р-р-а-а-а!

Ура! Бойцы кричали «ура»!

Они кричали это нам. Анне Николаевне и нам с Вовкой, каким-то там первоклашкам.

Я пробовал успокоиться, кусал губы, но слезы лились из меня сами.

Наконец все стихло, и полковник Николаев приказал негромко:

— Действуйте!