Гошка был самым маленьким во дворе и самым добрым. Он довез мальчишек до угла, развернулся и подъехал к Алеше, лихо тормознув, — даже колеса скрипнули.
— Валяй, попробуй, — сказал он Алеше.
Алеша попробовал, но тут же упал, и тогда Гошка стал помогать ему и советовать, как надо ехать. На велосипеде кататься Алеша в тот же вечер научился, и с тех пор они с Гошкой все время почти вместе были. Есть такая поговорка про нитку с иголкой. Только тут неизвестно, кто был ниткой, а кто иголкой, потому что Гошка и Алеша были настоящими товарищами, и никто никем не командовал, как это бывает у некоторых. А иголкой, наверное, был велосипед, потому что они целый день на нем катались или, если не катались, шли рядом с ним, вели его за руль по очереди, словно коня буланого под уздцы.
В тот день объехали почти полгорода, а когда устали, отвели своего коня на берег возле дома, уложили его на траву, а сами прислонились к столбу и стали слушать радио.
Наверху, на столбе, висел черный рупор, похожий на граммофонную трубу. По радио играли тревожную музыку, а потом музыку прерывали и говорили, что случилось на фронте. И от того, что говорили, становилось тоскливо.
За рекой синели леса и далекие поля. Воздух будто застыл над землей; все вокруг было таким спокойным. Только радио гулко говорило над косогором.
— Мы получили письмо от отца, — сказал Алеша. — Отец написал, что уже ходил в первый бой и его пуля царапнула.
Гошка сразу нахмурился и посмотрел на велосипед. Его отец уехал на день раньше Алешкиного, но писем от него еще не было.
— Вот бы на фронт рвануть, — сказал вдруг Гошка, и брови у него встали домиком.
— Хм, ерунда, — сказал Алеша.
Да, ерунда. Ведь он был сыном командира и знал, что говорил. Дороги на фронт закрыты, там стоит охрана и никого не пропускает.
— Да и чего бы ты стал там делать? — спросил он у Гошки.
2
Все правильно он сказал Гошке. И что бежать на фронт ерунда, и что без них там обойдутся… Да и какие из них бойцы? Ведь даже он, Алеша, ни разу в жизни не стрелял, кроме как из рогатки, а ведь у него отец командир. Только раз отец дал ему подержать свой пистолет, ощутить его тяжесть, да и то тут же отобрал. А когда уходил куда-нибудь из дому, переодевшись в обычный костюм, прятал пистолет в стол и ключ забирал с собой. Он очень берег свое оружие.
Так что кому они нужны на фронте, неумехи?
Вот если бы научиться чему-нибудь военному, это да! Цены бы не было мальчишкам, которые и стрелять умеют, и быстро бегать, и далеко ходить. Ведь, скажем, связных лучше мальчишек и не найдешь, сразу ясно! Взрослый поползет, его немцы тут же заметят. А мальчишка шмыгнет, как уж, и был таков. Сколько бы взрослых в живых осталось!
А кашевары? Смешно даже: какой-нибудь здоровый солдат — ему бы немцев бить — кашу варит! Неужели на это дело мальчишек поставить нельзя? Обед им доверить боятся! Ха, да еще бы такие обеды варили, пальчики оближешь!
Смешно просто — собак, овчарок, и тех на фронт берут — и санитарами, и связными, — Алеша про это в журнале читал, — а мальчишек нет. Будто они хуже собак! Равноправие называется!
Гошка строго смотрел на Алешу, загибал пальцы на руке и шевелил губами.
— Ты что? — удивился Алеша.
— Значит, варить обед — раз, быстро бегать — два, далеко ходить три, ползать — четыре, стрелять — пять…
Он нахмурился.
— Вот стрелять — как? — спросил он и тут же так стукнул сам себя по голове, что в ней что-то даже зазвенело.
— Дурак! — крикнул Гошка. — Есть из чего стрелять!
3
Гошка побежал за ружьем, а Алеша пошел к себе, посмотреть, из чего бы сделать мишень.
Он вспомнил, что весной видел Гошкиного отца, когда тот возвращался с охоты. У пояса его болтались две утки, за спиной висело ружье; все во дворе хвалили Гошкиного отца, но он мотал головой и говорил, что охота не удалась. Гошка тогда еще всем хвастался, что вкуснее дикой утки нет ничего на свете и что он когда ел ее, чуть не проглотил свинцовую дробинку, которая была в утке, и всем показывал тусклый маленький шарик.
Мишень он увидел сразу же, как вошел. В прихожей висел плакат, на котором был нарисован значок и написано: "Полни ряды Осоавиахима!" Плакат этот Алеша очень берег, потому что такой же значок, как на плакате, был у отца, и для другого случая Алеша эту ценность никогда бы не взял. Но сегодня — другое дело. На белой стороне листа он нарисовал тушью черное яблочко и круги возле него.
Гошка вышел без ружья, с каким-то свертком, завернутым в газету.
Читать дальше