Саида Сахарова - Академия домашних волшебников, или История о том, как однажды зимним вечером влетел в комнату кораблик - калиновый листок и Калинка сняла шапочку-невидимку

Штришок за штришком ложились четкие квадраты. Вот Алеша повел карандашом легко — квадрат получился светло-серым, нажал посильнее — и квадрат получился чуть темнее, а нажал карандашом крепко — и квадрат получился черный.

Карандаш еще походил-побродил по цветным акварельным потекам и появились: стеганая куртка с капюшоном и белыми молниями; полосатое красно-синее вязанное из толстых ниток пончо с длинными льющимися кистями; очень удобные джинсы с эдакими металлическими заклепками; шорты и полосатая рубашка; жилет с бахромой и аппликациями и напоследок вязаное платье для фигурного катания на коньках.

— И платье мне? — спросила Калинка. — Я ведь на коньках не катаюсь…

— А вдруг захочешь кататься. Вот у тебя и будет платье. Тебе разве не нравится?

— Нравится! Ты хорошо рисуешь. У тебя точный глаз и красивые краски.

Алеше очень приятна была такая похвала, но он ничего не сказал и продолжал рисовать. Зато Марина спросила:

— Красивые краски? Если я возьму кисточку да начну этими же красками рисовать, разве у меня они будут другими?

— Конечно, другими… — засмеялась Калинка. Она понимала, что Марина сейчас немного завидует Алешиному таланту и умению. — Поэтому на земле так много разных художников. Один предпочитает чистые, звонкие цвета, но взятые густо, сочно. Вот как Алеша. Другой рисует тоже чистыми, без смеси, красками, но берет их легко и на бумагу краски ложатся прозрачно. Третий не терпит чистых красок и смешивает их, придавая всему рисунку единый колорит, — золотистый, коричневатый. Четвертый из всей этой коробочки выбрал бы только красные, желтые, коричневые краски, а на остальные и внимания бы не обратил. Пятый совсем не применяет этих теплых красок — желтых, красных, коричневых, — а рисует только холодными — синими, фиолетовыми, зелеными. Каждый рисует по-своему. Будешь, Марина, рисовать?

— Буду. — Марина взяла кисточку и чистый лист бумаги. — Нарисую красное платье с оборками.

Марина мучилась минут десять, а потом минуты две смотрела на грязную красную амебу, которую при всем желании нельзя было назвать красным платьем с оборками.

— Ну и пусть, — сказала Марина и разорвала бумагу с амебой на четыре части.

Конечно, Алеша рисует прекрасно. Ну и пусть он рисует прекрасно. А она, Марина, хорошо играет на пианино… А Лёка вот умеет петь песни. Сколько раз они пытались научить Алешу играть и петь! Тысячу раз, и ничего-то у него не получается. Наверное, так и должно быть, и нечего ей, Марине, завидовать Алеше. Как тяжело и трудно рисует она, Марина, но зато как легко и весело играет! Ну, иногда, правда, не весело, а даже грустно или печально. Смотря что играешь!

— Умница, — тихонько сказала Калинка, словно услышала Маринины мысли. — Это и есть талант. Без таланта нет радостной или сильной красоты в красках, счастья или грусти в музыке, задушевности в песнях. Ты, наверное, всегда садишься за пианино с желанием играть грустно или весело, но никак не безразлично? И наверное, всегда тебе хочется играть очень хорошо, независимо от того, слушают ли тебя двести человек на концерте в школьном зале или ты одна-одинешенька?

— Конечно, — кивнула Марина. — Всегда!

— Смотри, как Алеша сейчас рисует, — совсем тихо сказала Калинка. — Очень хорошо, прекрасно, лучше некуда. А ведь это не картина на выставку, а простая игра в куклы. Взял бы да начеркал как-нибудь. При его умении и это было бы неплохо. Что заставляет его сейчас так рисовать? Достоинство его таланта. Он всегда старается рисовать как можно лучше. Алеша, вероятно, и классную стенгазету рисует хорошо?

— Очень хорошо. Даже десятиклассники приходят смотреть.

— Талант, — сказала Калинка…

На белом просторе бумаги появились тем временем еще фартук, вязаный свитер и домашняя куртка.

Черный карандаш устал и отправился в свой карандашный дом, а ему на смену вышел оранжевый, а потом и самый звонкий красный карандаш, и появилось такое симпатичное платье в красный горошек, что Лёка не устояла и спросила:

— Калинка, а можно, это платье будет мое?

— Оно тебе нравится? Пусть будет твое. Здесь так много нарядов, что хватит и мне, и тебе, и Марине, и даже самому Алеше.

— Как было бы чудесно, — мечтательно вздохнула Лёка, — если бы прикоснуться к этим рисункам волшебной палочкой и все стало бы всамделишным. Платье можно было бы надеть, а фартук подвязать да отправиться на кухню обед готовить, а в пончо так уютно завернуться и читать вечером книжку.