Марк Ефетов - Тельняшка — моряцкая рубашка. Повести

На корме широко улыбается Виктор. Это он радуется за меня. А я бы расцеловал всех: и деда, и отца, и Витьку. Я бы пел, кричал во всё горло, танцевал бы, прыгал от радости…

Отец выгребает к берегу. Шаланде легче — груз сброшен в море, и отец гребёт веселее. Уключины курлычут, как журавли, и море причмокивает, обсасывая вёсла.

Теперь серебристо-золотая дорожка бежит от луны через горизонт к самой нашей шаланде. И мне кажется, что я плыву в сказочном царстве серебра и золота, в бездонной глубине спокойствия и счастья. Иногда кажется, что до берега рукой подать, а мы всё идём и идём.

Как же мне хорошо! Лучше и быть не может. Хочется, чтобы дороге этой не было конца, чтобы берег, тёмный и мрачный, не надвигался на нас своей массой.

И дед снова запевает. Я щиплю себя за руку, чтобы проверить, не сон ли это. Нет, не сон. Мне больно, и от этого делается ещё лучше.

Рыба выскакивает вдруг из воды, трепеща в воздухе, разбрасывая вокруг себя радужные брызги, и снова плюхается в море. Меня вдруг обдаёт острым и свежим запахом моря. Так пахнет оно здесь, у берегов нашего города, и далеко-далеко, возле Африки или у Коралловых островов.

Я на мгновение закрываю глаза и вижу себя под грот-мачтой фрегата. Я слышу свист ветра в ушах и звонкий голос капитана:

— Лево руля!

— Есть лево руля!

Скользит наша шаланда, чуть покачиваясь на волнах, и так же вот скользит боевой фрегат.

Я вижу тупоносые пушки, ядра, сложенные пирамидами, и бомбардиров в красных платках на голове. Только пираты повязывают эти красные косынки по-особому — не так, как наши женщины, а в обтяжку, с узлом на виске…

Деда обрывает песню и кричит:

— Суши вёсла! Рыбаки — в воду!

Мы с Витькой прыгаем через борт. Шаланда врезается в песок.

Мы берёмся за борта. Полной грудью глубокий вдох и один мощный выдох:

— Р-раз! Взяли! Ещё раз! Взяли!

Трижды звучит зычная дедовская команда — и шаланда на берегу.

Теперь снова спать крепко-крепко, как можно спать только у самого моря в насквозь пропахшем рыбой шалаше. Спать до тех пор, пока не прозвучит команда деда:

— Вставай, рыбаки, тянуть пора!..

Огромная шпагатная сеть — длинная и тяжёлая — тянется к берегу двумя змейками узкой верёвки. На верёвках шлеи — ремни, надеваемые через плечо.

Медленно отступая шаг за шагом, мы тянем волокушу. Дед подзадоривает нас:

— А ну, рыбаки, навались. Ра-а-зом!

Я чувствую, как набухают мускулы рук, как перекатываются под кожей, будто сливы. Скашиваю глаза на свои плечи и руки и радуюсь своей силе.

А передо мной тянет Виктор. У него на руках мускулы — не сливы, а яблоки. Он тёмно-коричневый; не беда, что узкоплечий и ничуть не выше меня ростом. Зато весь жилистый — вроде гладиаторов, каких я видел на картинке в учебнике истории.

«Ничего, и я буду таким! Только бы меня брали на работу — рыбацкую или моряцкую, всё равно…»

Сеть уже на берегу. В ней бьются рыбы, блестящие на солнце до боли в глазах. Вот высоко подпрыгнул бычок с широко раскрытым ртом. Кажется, что бычок этот выкрашен во все цвета моря. Он переливается золотым и зелёным, розовым и голубым, серебром чешуи и тёмной чернотой брюха. Бычок этот как море — всехцветный. Отец перехватил его на лету и уложил в трепещущий ряд рыб, которыми полна уже большая корзина.

Дед работает спокойно, размеренно, хмуря брови и не подавая виду, что он доволен хорошим уловом. Рыбы так много, что не хватает корзин, припасённых тут, у шалаша.

Рыбы так много, что не хватает корзин.

Дед быстро-быстро перебирает своими жилистыми руками скользких бычков, отделяя мелких от крупных.

Капельки, застрявшие в ячейках сети, кажутся драгоценными камнями.

— Деда, — говорю, — сеть вся в бриллиантах.

— А ты бриллианты видел?

— Не. Не видел. Я знаю — они блестят.

— Блестят. Это правда. И сеть блестит. А богатство не в этом блеске. Не всё то дорого, что блестит. Блеск от воды. А богатство в кошеле — рыба.

— Едут! — говорит отец.

Шурша колёсами по песку, подкатывает к морю телега с высокими ивовыми корзинами. По всей дуге, что высится над конём, надпись: «Красный рыбак». Пока дед с отцом грузят корзины, мы с Витей разжигаем костёр.

И вскоре, когда солнце уже засветило вовсю и даже стало чуть пригревать, затрещали сухие ветки под котелком, и у меня приятно защекотало в носу от запаха ухи.

Мы сидим вокруг костра и большими деревянными ложками хлебаем ароматное и вкуснющее варево. Костёр выстреливает искрами, волны плещутся о берег и словно шепчутся, шурша галькой.