Чэнь Мяо - Неофициальная история крупного писателя

Разгром «банды четырех» явился для Чжуан Чжу­на поистине исключительным творческим импульсом. На эту тему он написал пьесу «Борись, борись, борись!» и сатирическую комедию «Когда желтеют листья ивы». В последнем произведении отразился сатирический и юмористический талант автора, его умение запечатлеть ненависть к Линь Бяо и «банде четырех» в беспощад­ных гротескных образах. Нет сомнения, что эта пьеса пролагает новые пути комедийному творчеству в период развития социализма в нашей стране. Писатель полон творческих сил и планов, он собирается писать и о прош­лом, и о настоящем, и о будущем, пользоваться самыми различными жанрами: драматическим, поэтическим, прозаическим и так далее. Внесет он свой вклад и в ли­тературную теорию.

С пожеланием успехов в составлении словаря

Чжуан Чжун».

Когда я дочитал до конца, друг устремил на меня свои умные глаза, как бы спрашивая мое мнение. Я вполне серьезно ответил, что мы имеем дело с крупным пи­сателем, поэтому любой относящийся к нему материал бесценен для истории литературы и упустить его означало бы продемонстрировать грубое небрежение сво­ими обязанностями. Друг согласился со мной. И тогда я сказал ему, что, несмотря на свою необразованность и слабые силы, решился написать биографию Чжуан Чжу­на, хотя бы неофициальную, но кое-что меня смущает.

— Что же именно? — спросил друг.

Я ответил, что собирал факты повсюду и излагал их как можно точнее, но наверняка что-то упустил и могу стать объектом критики. Тут я представил себе Чжуан Чжуна верхом на коне и с мечом в руках, который во­прошает: «Разве я такой?» А по опыту предыдущих лет я знаю, что «клевета» — это страшное преступление.

Друг рассмеялся:

— Подобного обвинения легко избежать. Достаточно тебе объявить себя последователем Лу Синя, который писал: «Мой герой — собирательный: говорит, как чжэцзянец, по виду пекинец, одет по-шэньсийски...»

— Но тогда на меня, чего доброго, набросятся и чжэцзянцы, и пекинцы, и шэньсийцы!

Друг рассмеялся еще заразительнее и сказал, что я слишком осторожен. Он посоветовал мне для безопас­ности использовать фразу, которую видел в некоторых иностранных кинофильмах. Я подумал, что этот метод и в самом деле хорош, поэтому и приписал в начале своей истории: «Все герои этой повести вымышлены. Если кому-нибудь они вдруг напомнят ныне живущих или уже умерших реальных людей, то это чистая слу­чайность».

Ли Б о (701—762) —крупнейший поэт китайского средне­вековья.

Б о Л э — известный знаток и ценитель лошадей в Китае (VII в. до н. э.).

Хань Юй — знаменитый писатель и публицист, возглавивший литературное движение «За возврат к древности».

Здесь приспособленец пытается использовать знаменитое стихотворение В. Маяковского.

Лушань — горный курорт, где в 1959 г. состоялся пленум ЦК КПК, на котором маоисты расправились со многими своими противниками, в том числе с маршалом Пэн Дэхуаем.

М у — китайская мера площади, равная 0,06 га.

Имеются в виду псевдохудожественные произведения периода «культурной революции».

Здесь и далее стихи в переводе В. Семанова.

Намек на изречение Конфуция: «Мне минуло тридцать, и я установился».

«Четыре чистки» — кампания политической, идеологиче­ской, организационной и экономической чисток, проводившаяся в КНР в 1963—1966 гг.

Знаменитые строки из древнейшей китайской «Книги песен» («Шицзин»), датируемой XI—VI вв. до н. э. Включала в себя оды, гимны и народные песни. На русский язык переведена А. Штукиным.

Дэн То — крупный историк и публицист, выступивший на рубеже 1950—1960-х гг. против маоистской диктатуры. Вскоре был репрессирован.

Эрлан — популярный бог даосского пантеона, частый персо­наж многих легенд и преданий.

Люй Хоу и У Цзэтянь—древние китайские императри­цы, олицетворявшие собой жестокость и разврат.

Наставник Линь — Линь Чун «Барсоголовый», наставник фехтования в императорском войске, который за пустяковую провин­ность был сослан. Один из центральных героев романа Ши Найаня «Речные заводи» (XIV в.), посвященного жизни повстанцев.

Сыма Чжао — военачальник III в., узурпировавший власть у правителя Цао Мао и убивший его. Олицетворение подлости, своего рода китайский Иуда. Процитированная фраза приписывается Цао Мао.